Мой встречный ветер
Шрифт:
Главное, чтобы дождь не пошел.
Небо-то серое, да и ветер такой часто предшествует дождям, и тут меня уже никакие капюшоны не спасут. А зонтик взять я не догадалась.
Пронесло бы нас. Если недолго гулять будем, пронесет.
Я подошла к институту в 17.12, предав собственную пунктуальность. А Пашка уже был там, как и обещал. Единственный, кто умудряется меня опередить. Стоял возле одной из колонн, будто подпирал ее. Черная рубашка поверх бежевой футболки. Его белая кожа все-таки умудрилась немного загореть — красиво, ему шло. А от красных
— Смылось? — спросила я вместо приветствия.
— Ещё немного держится.
И он первым шагнул ко мне. Осторожно заключил в объятия, будто боялся лишнего миллиметра коснуться. Стоило мне обнять его в ответ, коснуться скрытой одеждой спины, как он тут же отошел назад. И сказал:
— Привет.
— Привет, — я попыталась улыбнуться. — Как ты?
— Скучал.
— Было бы, по кому, — заметила справедливо. И всё-таки внутри забился тревожно маятник. Скучал… — Придумал, куда пойдем?
Он помотал головой:
— В этот раз афишу не выучивал.
— То есть, ты ее все-таки учил?
— Ну, скажем так… запомнил основные моменты. Не мог же я перед тобой стоять с телефоном и всё это искать. Ты ведь шла гулять, а не наблюдать, как я сижу в телефоне.
Это было весьма справедливо. И хотелось бы заметить коварно — ага, и вот опять! Но ведь Ник тоже не залипал в телефоне, когда мы шли рядом. Неужели еще есть в нем что-то приличное?..
— Можем просто походить по парку, — предложила я. — Не знаю, что еще придумать.
— Давай походим.
Напряженная какая-то получалась прогулка. Обычно Пашка постоянно о чем-то болтает, и мне вообще не приходится задумываться, что же еще можно обсудить. А теперь он молчит, смотрит в стороны — в целом, ведёт себя так, как обычно веду я, то есть весьма закрыто.
Было непривычно гулять по парку вот так, вдвоем с кем-то. Я целый месяц нахаживала круги в гордом одиночестве, а следовало всего лишь отправить парочку сообщений. Почему люди — и я в том числе — любят всё так усложнять, сама не знаю.
Почему Пашка молчит — тоже.
Я разглядывала всё вокруг, пытаясь придумать, за что же такое можно зацепиться. Но рядом, как назло, не оказалось ни одной лохматой или хотя бы лысой собачонки, и даже голуби с детьми (или дети с голубями, если кто больше любит детей) не попадались на глаза. Все будто бы куда-то попрятались. То ли чтобы нам не мешать, то ли чтобы не попасть под весьма вероятный дождь ненароком…
— А как думаешь, дождь сегодня будет?
Молодец. Отыскала вопрос.
Но небо действительно оказывалось чуть темнее каждый раз, когда я поднимала голову наверх. Плавно плыло по палитре серых оттенков, от светлых к самым темным и мрачным.
Пашка почему-то сначала посмотрел на меня, а только потом — на небо.
— Можно посмотреть по прогнозу.
— Ой, точно. Прогноз.
И я нарушила Пашкино негласное правило — воспользовалась телефоном. Прогноз погоды обещал дождь в шесть, то есть уже через пятнадцать минут. Я радостно сообщила об этом
Мы казались мне марионетками, которых бросили их кукловоды. Качались из стороны в сторону, поддаваясь любому дуновению ветерка, а на решительные действия не находили смелости. Легче действовать, имея строго заданные рамки. А мы в один миг как-то их лишились.
Неподалеку была кофейня, я много раз видела ее, когда ходила мимо. Туда мы и направились. Ну, как направились. Неспешно пошли, ведь до дождя еще целых пятнадцать минут. И на середине пути на нас упали первые капли.
Стоит отдать дождю должное — он внес в наше общение чуть больше жизни. Мы переглянусь, ускорили шаг, а следом и вовсе побежали, чтобы не промокнуть насквозь. На ходу Пашка успел стянуть с себя рубашку — и накинуть мне на голову, не дожидаясь разрешения. Я поблагодарила его от всей души, а про себя подумала — пришел конец моим кудрям. Мало того, что под водой они потеряют форму, так еще и взлохматятся под рубашкой. Стану одуванчиком.
Дождь резво тарабанил по всему вокруг, под его дробь мы влетели в кофейню и еще минуты три стояли на пороге, отряхиваясь, как воробьи.
— Умею я время выбирать для прогулок, — пробурчала я, смахивая с толстовки намертво впитавшуюся воду.
— Да нет, весело, — фыркнул Пашка. И даже позволил себе улыбнуться.
— Ты сегодня странный, — не то пожаловалась, не то побеспокоилась.
— Почему?
— Молчишь.
— Ты, выходит, всегда странная?
Ну вот опять я попалась на эту ловушку — когда хороший Пашка начинает надо мной смеяться.
— От тебя таких подстав ждешь меньше всего. Давай придумывать, что будем брать.
Нечасто, но и в институте мы иногда покупали кофе в буфете на первом этаже. Слишком дорогое и не слишком качественное… или, по Пашкиному мнению, абсолютно ужасное. Он — невероятный ценитель кофе, наверняка на вкус может отличить арабику от робусты, а я всегда беру латте с сиропами, за которыми не чувствуется кофейный вкус, и мне все равно.
— Обижаешь, — Пашка вздохнул.
— Не обижаю.
Молоко в сочетании с кофе он тоже не признает. Всегда брал строго американо. И я ведь пару раз попробовала эту его несусветную гадость — «настоящий кофе» — и для себя сделала вывод, что пить его можно только под пытками.
Посетителей было немного, человек пять на весь зал. Мы заняли круглый деревянный столик возле окна, чтобы лучше видеть, как снаружи бушует стихия. Милая бариста, наша ровесница (а ведь на ее месте могла быть я), приняла заказ — американо для Пашки и латте с кедровыми орешками для меня. И Пашка, на особо благородных правах, оплатил обе чашки.
Здесь пахло шоколадными кексами и взбитыми сливками; по периметру окна шла гирлянда из золотых лампочек, мягко подсвечивая подоконник. Этот уют ничуть не противоречил ливню за окном. Будто так и надо — прятаться в тепле от любых невзгод.