Мой встречный ветер
Шрифт:
Спросила несколько даже резко:
— А ты о чем хотел? Зачем-то же вызвался меня провожать.
— Я тебя знаю, и говорить с тобой бесполезно.
— А, ну я же типа мартышка, — я помотала головой из стороны в сторону. — Человеческих слов не понимаю.
— Нет, принципиальная ты. И гордая, как лебедь. Просто хотел пройти рядом, вот и всё.
И он первым отвел глаза. Пробормотал куда-то в сторону:
— Встретила всё-таки достойного?
И чего это с ним? Впервые в жизни стало стыдно? Нет, я — уж точно не та, из-за которой он стал бы беспокоиться. Играет, актёр. Надо
— Да нет, — ответила я и вспомнила зеленющие глаза Ника. — Мне всё время какие попало встречаются.
— Хочется пожелать тебе хорошего встретить, — Вадим покосился на меня.
— Пожелай, если хочется, — великодушно пожала плечами.
Он вздохнул.
— Желаю. Ника, встреть самого хорошего.
— Обязательно. Ты тоже повстречайся с такой, с которой будет интересно каждое мгновение.
Без лишней скромности потянулась к его руке, чтобы забрать шопер. И случайно задела ладонь. Пальцы Вадима подались вперед, намереваясь коснуться моих. Но я вовремя выхватила шопер и закинула его на плечо.
— До встречи, — сказал Вадим. И я ответила — пока.
Ключи нашлись мгновенно, на самом верху кармана. Радует, что я не выронила их за время дороги.
Спряталась в приятной прохладе подъезда, дала себя несколько мгновений спокойствия, чтобы осознать то, что только что произошло.
И с удивлением поняла, что прикосновение к Вадиму прошло бесследно, как если бы я потрогала стол или какую-нибудь табуретку, подогретую солнышком или чьими-то ногами. Обида ещё не прошла, но любовь уже осталась позади.
А следом за этим подумалось — значит, теперь я должна от других прикосновений трепетать.
Энергия трепетания ведь никуда не уходит. Вообще любая энергия. Я знаю. Как-никак, брат у меня — практически физик, почти программист.
Я провела на кухне основательных два часа и приготовила целую гору шоколадных круассанов (очень вкусных, проверено собственнолично). И только потом спросила у Ильи, зачем же ему «что-нибудь съедобное». В то, что он их пойдет раздавать их всем нуждающимся, верилось с трудом. Я бы скорее поверила в то, что он схомячит всю эту гору в одно лицо.
И тут внезапно выяснилось — Илья взял с меня пример, хороший уж или нет, не знаю. Для кого, наверное, как. В общем, он вдохновился нашими с Полинкой и Олей посиделками. И решил устроить свои собственные — суровые мужские.
Это было удивительно уже потому, что Илья никогда никого не приводит в гости, сам уматывается. Говорит, нас здесь слишком много, и, если сюда привести кого-нибудь еще, квартира не выдержит и взорвется. Я у него интересуюсь — а как же мои подруги? А Илья говорит, что я сравниваю мух и слонов. Не потому что мои девочки — мухи, а потому, что занимают куда меньшее пространство, чем эквивалентное количество его друзей.
Но сегодня родители заняты допоздна — папа все еще не вышел в отпуск, а мама вернулась на работу, после которой у неё к тому же было репетиторство до вечера (это я ее так загрузила, добрая дочь). Из лишних людей осталась только я, и ту приспособили для полезного дела.
Я провозилась на
Резала колбасу и сыр, поджаривала хлеб, всё как обычно, и все-таки еда летала во все стороны, что-то падало, что-то проливалось. Было волнительно. А вдруг он придет? Уже вернулся — и придет? Что мне ему сказать? И… как случайно коснуться? Теорию одну проверить надо…
Он не пришел.
Их, Илюшкиных друзей, оказалось всего двое.
Заявились они ровно в тот момент, когда я заканчивала уборку на кухне — подметала пол, хотя понимала прекрасно, что после себя эти товарищи оставят куда больше мусора, чем успело скопиться на кухне.
Дорога в комнату-убежище пролегала через прихожую, и столкнуться с ними я была вынуждена. Единственный вариант, при котором я бы этого избежала — если бы все они сначала дружно завалились в комнату к Илье. Но в квартире основательно поселились ароматы моей готовки, и — так Илья говорит — надо быть совсем уж сытым, чтобы в такие моменты идти куда-либо, кроме кухни.
Мы встретились на полпути. Илья с товарищами только что покинули прихожую, а я кухню. Да так и застыли в коридорчике с ванной и туалетом в легком полумраке. Гогот тут же стих, Ника испортила всем настроение одним своим видом.
— Ника, привет, — Илья разулыбался так, будто не видел меня пару месяцев, хотя всего лишь час назад я отчитывала его за то, что он не сказал мне о гостях заранее. — Хочу познакомить тебя с моими друзьями.
Насытилась я уже такими знакомствами, хватит. Это мне хотелось сказать, но вежливость не позволила.
— Ника, это Саша. Саша, это Ника. Ника, это Саша, Саша, это Ника.
И нет, это не он два раза повторил одно и то же, будто считал и сестру, и друга за умственно отсталых. Просто оба его приятеля оказались Сашами. И если существование Ника я предполагала, поскольку они с Ильей общались со школы, то Саши были мне в новинку.
Образное, на самом деле, имя. Мне сразу представляется высокий худой мальчик, у него бледное лицо, чуть-чуть веснушек на носу, а любимый предмет гардероба — серая водолазка, которая висит на худых плечах. Вплоть до того, пока он не станет совсем взрослым, над ним воркует мама — мальчик болеет чуть чаще остальных. И еще он обязательно гений, причем гениальность его может касаться как игры на фортепиано, так и, например, физики.
Эти-то наверняка технари, раз с Ильей дружат. Ведь всех остальных он осуждает, как мы уже успели понять.
Но с описанием внешности не совпадают. По крайней мере, на них нет водолазок. Хотя это еще ничего не значит — никто не носит водолазки в конце июля.
— Очень приятно, — сказала я. И протянула ладонь — для рукопожатий, а не для поцелуев, разглядывая их исподтишка. Первым мою руку пожал тот Саша, что выше. Пальцы у него были холодными даже в такую жару. Волосы — светлые и короткие, на лице — круглые очки с черной оправой. А второй не носил очков, и волосы у него были темные, заправленные за уши. А глаза — хамелеоны, в сумраке кажутся темными, но, стоит выйти на солнышко, окажется, что они серые, почти как мои.