Моя бульварная жизнь
Шрифт:
Вика была в курсе редакционных дел. Она всегда живо интересовалась жизнью газеты, потому что собственно своей жизни у нее не было. И я, конечно, рассказала ей о дневниках, которые доблестный информатор Юрик невесть откуда притащил в редакцию. Такие материалы приходят обычно через знакомых или даже знакомых знакомых — через десятые руки.
Жила-была семья — муж да жена. Очень счастливая семья, крепко любили друг друга, несмотря на отсутствие детей. Он был богат, построил на Пироговке особняк со всеми вытекающими — баней, гаражами, фонтанами, яхтами и байками. Вот этот байк его и сгубил — поехал прокатиться по водной глади, видно, не очень трезвый — и утонул вместе со своим мотоциклом. Жена, похоронив его с почестями, принялась за перестройку дома.
Старательным почерком, шариковой ручкой муж описывал свои сексуальные похождения — и с точностью педанта заносил все в дневник. Где и какую проститутку снял, сколько раз имел с ней сексуальный контакт, сколько денег заплатил. Почему-то особенно он любил снимать грязных дешевых девчонок-малолеток на Казанском вокзале — от подробностей, чем он с ними занимался, рвотные движения испытывали даже видавшие виды корреспонденты «Вич-инфо». Жена практически сошла с ума от всего этого: выкопала труп мужа из дорогой могилы на престижном кладбище и выкинула его на городскую помойку. Наняла каких-то таджиков с «газелью», заплатила им столько, сколько они за всю жизнь не видели, и провернула эту печальную церемонию. А чтобы еще больше утешиться, через каких-то знакомых вышла на нашего Юрика и передала дневники и фотографии. Да, там были еще те картинки — даже не каждый порносайт смог бы их разместить.
Юрик приволок все это добро ко мне в кабинет, после фотографий я брезгливо сбегала помыть руки, и мы задумались — что же с этим добром делать? Печатать — однозначно, но как? Называть ли фамилию? Адрес? Печатать ли фотографии — с закрытыми срамными местами, но все же реальные доказательство того, что не журналистами эта история придумана.
— И на хрена он все это описывал? — недоумевал Юрик, предвкушая успех своего «гвоздя». — Ну, открыл бы папочку в компьютере, складывал бы все туда тихонечко — и все шито-крыто!
— Он, скорее всего компьютером не очень умел пользоваться, — предположила я. — И потом сам процесс фотографирования — это своеобразный дополнительный сексуальный стимул, мы же писали об этом.
Эльсотоль, толкавшийся тут же, пробормотал:
— Может, у жены на почве потрясения башку снесло?
Так у нас было заведено — если ко мне на стол попадал интересный материал, вся редакция могла его почитать и высказать свое мнение. Если не редакция — то мои замы и редакторы отделов однозначно. Бывали, правда, такие случаи, когда Сайкина притаскивала какую-нибудь сенсацию и просила — нет, требовала никому не показывать и даже не рассказывать — боялась утечки информации. А такое, утверждала она, случалось в старой редакции «В-И» — если в редакции кто-то узнавал, что Сайкина села на хвост эксклюзивной информации, а вскоре эта информация печаталась в какой-нибудь конкурентной газете — все, никто не мог убедить ее, что бывают совпадения, что идеи носятся в воздухе и т. д. — Сайкина была уверена, что ее буквально обворовали.
Но это был другой случай. Прелесть этого материала в том, что он — в реальных дневниках и фотках, а их у нас украсть никто не может. И потом случай выглядел таким вопиющим, что в него просто не верилось, и поэтому сотрудники приходили ко мне в кабинет удостовериться в реальности произошедшего.
Я подробно обсуждала пироговскую историю с Викой, чтобы дать ей понять — в ее жизни могло произойти или происходит то же самое. Вика верила и не верила — в глазах ее поселилось сомнение. Мы даже на полном серьезе обсуждали, как нанять тайного детектива, который бы неотступно следил за Олигархом (а потом, мечтала я, описать бы все это в газете!), но расценки в частных детективных бюро оказались Вике не по карману — я ж говорю, муж совсем не баловал ее ни деньгами, ни какими другими удовольствиями.
А через год моей подруге и вовсе стало не до тайной жизни мужа — у нее обнаружили рак груди, и в течение долгого года она почти не вылезала из больниц. Навещая ее в разных
К Главному Художнику приходилось прислушиваться: он столько лет — с самого основания газеты! — уцелел на своем посту неспроста. За все эти годы он, конечно, не научился ни писать, ни рисовать, но школу лицемерия прошел выдающуюся. Поэтому я довольно часто остужала свои восторженные эмоции о льдины его непробиваемого спокойствия и опыта.
Вика с трудом, но все, выкарабкалась из своей страшной болезни. Но через год на нее обрушилась другая беда. Ее Олигарх, отдыхая в Черногории (а жене сказал, что поехал по делам в Италию — закупать новое оборудование для рулетиков!), попал в больницу. Он сам позвонил ей и сказал, что потерял сознание и упал в ванной комнате в номере отеля. А на следующий день его телефон уже не отвечал — бедная Вика не знала, что думать, ведь она даже не знала, в каком он городе! Наконец, через наше посольство кое-как выяснилось его местонахождение. Но Олигарх находился в глубокой коме, а еще через день умер. Вика хотела было лететь в Черногорию, но там уже была мать Олигарха и его компаньон, они уговорили вдову поберечь себя и не прилетать, хотя у нее уже был куплет билет на самолет.
А дальше — все, как в нашей статье про пироговскую семью. Вика начала узнавать такие подробности из жизни своего супруга, от которых за неделю поседела в свои неполные сорок лет.
Оказывается, у милого Олигарха давно была другая женщина. Да не просто женщина — проститутка из череповецкого стриптиз-клуба, куда наш герой любил частенько наведываться. Ему так понравилась стриптизерка, что он скопом купил весь этот стриптиз вместе с клубом. Он вообще отличался широкими сексуальными взглядами — одинаково любил проводить интимное время и с мужчинами, и с женщинами, а еще лучше — с теми и другими одновременно. И юная стриптизерка понравилась ему тем, что с удовольствием разделила с ним эти странные сексуальные забавы, — потом моя бедная Вика найдет в мобильном телефоне массу фотографий мощного группового секса с участием Олигарха и его пассии.
Кстати, его тело привезли почему-то в закрытом гробу и не позволили ни жене, ни сыну взглянуть на него — я тут же высказала предположение, что любителя сексуальных игрищ попросту убили, потому и выбрали такую мутную с точки зрения закона страну, как Черногория.
Вот о чем нам бы написать! Но, увы, еще и полгода не прошло, как появился в газете Юркин замечательный материал с дневниками. Больше того, передавшая их вдовушка положила на нашего главного информатора серьезный глаз и одолевала его звонками, приглашая к себе на Пироговку. Хитрый Юрка нашел выход из положения: он поехал в гости к вдовушке не один, а с целой группой товарищей — выполнять задание Эльсотоля. В светлую голову моего зама пришла идея снять фоторепортаж про настоящих русалок, которые развлекают новых русских. Художники нарезали из картона хвосты, стилисты накрасили моделек зелеными красками, фотографы вооружились вспышками, Юрка все это дело возглавил и повез эту полоумную команду к вдовушке на Пироговку.
Эти фотоочерки про русалок, чертей и всякие непотребства я ненавидела всей душой. Но это случай, когда против меня — вернее моего мнения, выступали все мои замы плюс главный художник. Они уверяли, что яркое пятно в газете обязательно нужно, что голые тела в таком издании, как наше, обязательно должны присутствовать. Я сопротивлялась-сопротивлялась, но потом сдавалась под их дружным мужским натиском. Увидев в газете эти так называемые голые тела, я снова приходила в неописуемый ужас, запрещала надуманные сюжеты и не разрешала вступать со мной в дискуссию. Но через месяц в кабинет прокрадывался на мягких лапках Эльсотоль — и все начиналось сначала.