Моя дочь от тебя
Шрифт:
– Ирина Витальевна, я всегда беспокоилась о вас, - говорю спокойно, сдержанно.
– Я думаю, что сейчас не лучшее время вступать нам с вами в споры и пререкания. Я просто хочу спокойно собрать вещи. Позволите?
Резко поворачиваюсь к женщине, следующей за мной, лицом. От неожиданности она замирает.
– Забирай!
– вдруг шипит она, и я вижу, как на ее глазах наворачиваются слезы.
Видимо, Ирина Витальевна все же чем-то оскорбилась или обиделась.
– Все забирай, чтоб ничего от тебя не осталось. Думать ни о тебе, ни об этом столичном пижоне не могу. Это
Я вся вытягиваюсь, напрягаюсь. Подсознательно я готова была к нападкам Ирины Витальевны. Знала, что женщина именно так и думает, но воочию ее нервный срыв наблюдать тяжело. А еще гадко. Гадко от того, что не могу ей высказать всю правду о том, кем на самом деле был ее сын: мошенник, аферист и бандит.
Отворачиваюсь, захожу в комнату Маруси. Выдыхаю.
Оглядываю детскую и, тут же откинув сумку в сторону, принимаюсь за дело. В такой обстановке я долго не выдержу. Да и самой Ирины Витальевны вряд ли надолго хватит.
Я, будто ужаленная, ношусь по комнате, собирая в кучу вещи, игрушки, обувь.
Все до скрепочки подберу. Ничего не оставлю.
– Забирай все! Слышишь? Не хочу тебя вспоминать!
– доносится голос женщины из коридора словно в подтверждение моим мыслям.
Нервы напрягаются до предела уже через полчаса.
Ирина Витальевна то и дело выплескивает на меня свою боль и негодование. Жалуется на несправедливость Вселенной. На то, что у нее никого не осталось. Как вишенка на торте, женщина хотела бы, чтобы в этой аварии лучше бы погибла я, а ее Ярик выжил.
– Маруську мы бы не оставили, забрали. Растили бы как родную, - бредит женщина вслух, а у мне от ее слов совсем худо становится. Сердце трепыхается в груди, как ненормальное.
Обида, злость, непонимание волнами накатываются, бросая меня то в жар, то в холод, отчего тело покрывается липкой испариной.
Но в ответ я предпочитаю ничего не говорить. Пусть Ирина Витальевна думает что хочет. Я не буду ее переубеждать. Да и это бесполезно, только нервы себе портить и душу рвать. А мне сейчас это ни к чему. Мне сейчас не до нее. У меня своих забот хватает.
Но женщина в конце концов не выдерживает и появляется на пороге детской в тот момент, когда я уже практически заканчиваю все укладывать в пакеты.
– Что молчишь-то? Сказать нечего? Знаешь, что я права? Поэтому молчишь?
– опершись плечом о косяк, смотрит на меня с вызовом.
Глаза заплаканные. Нос красный. Лицо припухшее.
– Ирина Витальевна, если я вас чем-то обидела или задела, я искренне прошу прощения. Правда.
– Оценив ее состояние беглым взглядом, я продолжаю упаковку.
Нужно побыстрее отсюда убраться, а то мало ли что на уме у невменяемой и убитой горем матери.
– Простить?!
– усмехается она надменным тоном.
– Разве это вернет мне сына, а? Вернет?
В этот момент я вдруг осознаю: хватит. Не хочу терпеть несправедливых нападков. Я тоже мать и я не намерена выслушивать в свой адрес лживые обвинения.
– Перестаньте, Ирина Витальевна.
– Расправляю плечи и поворачиваюсь к женщине лицом.
– Прекратите говорить со мной в таком
– Это все сделал Ярослав. Если вы даже после это считаете, что во всем виновата я, то, извините, мне больше не о чем с вами разговаривать. И вам со мной. Я попробую сегодня поискать машину с грузчиками. И сегодня же вывезу вещи.
– Замолчи! Замолчи сейчас же! Не хочу слышать твой голос! Уходи! Проваливай!
– взрывает дом негодующий, с примесью безумия голос Ирины Витальевны.
– Как у тебя повернулся язык такое говорить о моём Ярике?! Да он же тебя из помойки вытащил! Да он тебя любил как ненормальный! Пошла вон! Вон! Сейчас же!
Я, округлив глаза от шока, смотрю на женщину.
– Уходи!
– выбрасывает руку в сторону выхода Ирина Витальевна.
– Не хочу тебя видеть.
Бросаю взгляд на собранные вещи.
А может, пошло оно все к черту? Куплю все новое. А это пусть горит огнем.
Подхватываю сумку и делаю шаг, второй в сторону двери. Не спускаю взгляд с Ирины Витальевны. Улавливаю напряженность в поведении женщины, она еле сдерживается,
чтобы не наброситься на меня. Кулаки сжаты. Глаза блестят сумасшествием.
Зря я пришла.
Но что сделано, того не вернуть, больше такой ошибки не повторю.
Я набираюсь смелости и пулей выскакиваю из комнаты. Не оборачиваясь, не прощаясь покидаю дом, некогда служивший для меня крепостью и оплотом.
Но когда пальцы уже дотрагиваются до ручки входной двери, мне в спину долетает бормотание женщины. И слова, что она произносит, убивают во мне остатки добрых чувств к Ирине Витальевне:
– Будь ты проклята.
Больше меня эта женщина никогда не увидит.
Решительно открываю дверь и с грохотом закрываю ее за собой, вычеркивая из своей жизни все, что связывало меня с этим домом и с его обитателями.
Возвращаюсь к Светлане за Марусей в квартиру вся разбитая. Встреча с Ириной Витальевной оказалась для моего самоконтроля фатальной.
– У вас что-то случилось?
– Света встречается меня на пороге, помогает раздеться.
– У меня нет. Немного повздорили с Ириной Витальевной, - пожимаю плечами и сразу направляюсь на кухню. Нужно согреться, унять внутренний озноб.
– Я так и думала, что эта затея с вещами обернется чем-то подобным. Она, наверное, вас обвинила в смерти своего сына?
– посматривает на меня с любопытством Светлана.
Я делаю вид, что не замечаю ее взгляда. Конечно же, сплетни и слухи никуда не деть, да и вряд ли они сами рассосутся. Людям нужна пища для разговоров, а тут такое. Даже через полгода авария Головнюка все еще является животрепещущей темой, будоражит умы людей. Никому же так и не стали известны истинные мотивы Ярослава. Никто не знает о похищении. Если бы тогда нас на дороге не встретил Сафронов, кто знает, чем бы вся эта история закончилась?