Моя дорогая разрушительница
Шрифт:
Клиенты ресторана покупали в вокзальной кассе билеты, а затем прогуливались по залу ожидания, пока громкоговоритель не вызывал номер их билета. Вызванные посетители сразу проходили в обеденный зал, в котором по периметру стояли длинные столы, уставленные всевозможными яствами. Это был ресторан стиля “All-you-can-eat” (всё, что ты сможешь съесть), но разнообразие, достаточное количество национальных стилей стряпни, вкус и качество блюд могли бы удовлетворить даже гурмана средней руки. Человека из России эта вокзальная экзотика обычно вводила в полное состояние экстаза.
В это воскресенье я также решил откатать на Марине самые впечатляющие объекты моей туристской программы и, как обычно, завершить наш поход в вышеописанном кормящем заведении. После непродолжительной поездки по всё той же 66 скоростной дороге, мы припарковались в десяти минутах пешей ходьбы от
У фасада Белого Дома, кроме непрерывно сменяющихся компаний туристов, обосновалось множество, основательно устроившихся групп протеста. Протестующие группы включали людей со всех точек земного шара, всех цветов кожи, самых различных убеждений и вероисповеданий. Одни выступали за запрещение абортов, другие требовали повысить льготы для ветеранов корейской и вьетнамской войн, а третьи - защищали права сексуальных меньшинств. Все перечисленные объединения людей закономерно включали в себе граждан США, обращение которых к своему правительству в форме протеста хотя бы имело какой-то логический смысл. Меня крайне поразило наличие множества групп иностранцев, протестующих против нарушений прав человека в самых разных других странах мира. Здесь, например, в наскоро сооружённых клетках, сидели китайцы из духовно-спортивной секты Фалун Дафа, борющиеся за разрешение деятельности их секты в Китае. Представители бывшей Югославии почему-то требовали от президента США срочно разрешить все этнические противоречия в их регионе. Наши бывшие сограждане – представители русских меньшинств из прибалтийских республик, просили защитить их права, ущемляемые населением основной национальности.
Мне почему-то страшно захотелось им всем заявить:
– Люди! Да вы живёте на своих собственных землях тысячи лет! Среди ваших народов тоже есть умные и зрелые лидеры, способные чувствовать радости и горести своего племени гораздо лучше всяких посторонних. Так разве было бы не умнее собрать своих собственных мудрецов и попросить их разработать для своих соотечественников наиболее правильные законы жизни на своей земле?
Вместо этого, вы приехали искать помощи в чужую страну, которой отроду всего около 200 лет. Сборный народ этой страны, видимо, не включает в себе наиболее разумных и успешных индивидуумов. В противном случае, зачем же было бы им, успешным, с самого начала покидать свои исторические родины? Им точно не стоило этого делать. Успешные сливки своих племён, оставшиеся и выстоявшие на своих исконных землях, имеющие древнейшие культуры, и, даже создавшие порох, алфавит, цифровые символы и прочие базовые человеческие изобретения, приехали жаловаться на свои проблемы чужому дяде, на далёкий континент и в другую страну. А не лучше ли было вам у себя на месте бороться за разрешение проблем своих народов?
Наверное, вы прибыли сюда лишь для того, чтобы получить возможность позже в своих газетах называть США мировым жандармом. Или вы прибыли, гонимые завистью к сборному народу, который за достаточно короткий период сумел всё-таки воплотить в реальную жизнь хоть приблизительную модель великой и теоретической Демократии. Господа хорошие! Да в этой стране своих проблем хватает – пожалуйста, попробуйте-ка сами разобраться в своих делах…
В самых общих чертах, я и попытался изложить мои вышеприведенные мысли одному из протестантов, наиболее активному в пропаганде каких-то, никому, кроме его самого, понятных требований к американскому правительству. Господин азиатской внешности насильно вложил мне и Марине в руки по шариковой ручке. Громко крича, на жутком английском языке, он потребовал от нас подписания петиции, изложенной на десятке страниц печатной бумаги.
Когда мы выбрались из человеческого Вавилона, я, так ничего не подписав, а Марина, проникшись и подписав шесть или восемь самых различных воззваний, в нашей туристской группе возникла острая политическая дискуссия.
Марина лишь частично, из-за плохого английского, поняла мой спор с азиатским джентльменом и теперь попросила повторного, на русском языке, разъяснения моей позиции. Выслушав меня, она последовательно, не оставляя камня на камне, разгромила каждый мой тезис, легко аргументируя датами, числами и именами известных умов человечества. Мои доводы были полностью разбиты острым умом и изящной логикой этой, как оказалось не всегда вежливой и мягкой, маленькой женщины.
В пять часов вечера Марина опять позвонила соседке Вере. На этот раз Вера, наконец, дала вразумительную информацию: работодатели Марины, толком ничего не сообщив родственникам, в прошлую пятницу улетели в Мексику, на курорт Канкун. Они прибудут домой только в следующую пятницу, вечером. Ещё она дала Марине номер домашнего телефона работодателей, от которого пока толку было мало.
Когда мы прикатили в мой любимый ресторан, я был голоден как волк. Громкоговоритель, как назло, долго не вызывал наши билеты, а может мне это просто так показалось, из-за зверского аппетита. Когда нас, наконец, вызвали по репродуктору, я мигом втащил Марину в обеденный зал и коротко проинструктировал о здешних порядках. Затем я отдал должное множеству кулинарных изделий, не пропустив в конце пиршества десерт и фрукты. В отличие от меня, Марина ела совсем мало, а на десерт взяла только кофе и несколько виноградин. Я иронично прокомментировал её аппетит, присвоив ей звание наиболее выгодного клиента ресторана.
Поздно вечером, когда мы вернулись домой, из уст гостьи последовала целая тирада восхищений по поводу качества интересно проведенного дня и моего таланта гида. Папа и мама хорошо научили свою девочку умению быть благодарной людям за доброе отношение. В порыве благодарности Марина даже поцеловала меня в щёку, а в момент поцелуя её глаза засияли определённым женским интересом. Химический процесс постепенно развивался. Хотя, может быть, мне только казалось. После вчерашней нотации девушки я не посмел решиться на какие-либо новые предложения по сближению сторон, а намеренно строго держался в роли «старшего товарища». Какой-то глубинный мужской инстинкт мне подсказал, что в случае данного «объекта», только твёрдая линия поведения является самой правильной и может привести к ожидаемому результату. Я наставительным тоном заявил, что мне завтра идти на работу и, к сожалению, так как мы живём в одной комнате, нам обоим придётся рано идти спать. Если Марина желает, то она может что-нибудь почитать под настольную лампу. Девушка отказалась от чтения, сославшись на усталость, связанную с активно проведенным днём. Я снова на короткое время вышел из комнаты, а затем мы оба улеглись в обычном порядке.
Утром, когда я проснулся, Марина уже тоже ворочалась и потягивалась на своём неудобном ложе. В этот момент она совершенно не сознавала, что лежит полураскрытой, а её смуглая, маленькая, но крутая и круглая попка, полностью высунулась из-под простыни. Сладкая картинка взорвала моё внутреннее напряжение. Я, не сумев сдержать похоть, вскочил, приблизился к диванчику и стал целовать складные ягодицы. Хрупкое тело напряглось и вздрогнуло, оно не отодвинулось и не оттолкнуло меня. Однако, Марина, ни словом, ни жестом не подала мне сигнал, позволяющий сделать следующий шаг. Девушка молчала, продолжая лежать в той же позе, неподвижно и не прикрывшись. Я, почувствовав себя вдруг совершенно законченным мерзавцем, пробурчал какие-то невнятные извинения, быстро собрался и убежал на свою работу.
В этот день мои мысли в офисе были очень далеки от дела, я просто имитировал рутинную деятельность обычную для людей моей профессии, чтобы не привлечь внимания начальства. Во мне боролись два разных человека: первый считал, что я поступил, как законченный подлец. Я ведь не имею никаких прав на эту девочку. Воспользоваться её слабостью – значить взять плату за мои хлопоты и предоставленный ей скромный приют. Получается, что я воспользовался затруднительным положением другого человека, что фактически точно соответствует статье российского уголовного кодекса. Второй человек, видимо морально неустойчивый, возражал: в конце концов, эта особа совсем не девочка, она просто так выглядит, на самом то деле ей двадцать восемь лет. Она побывала замужем и является совершенно взрослой женщиной, в любых смыслах этого понятия. Я ведь не собираюсь её ни к чему принуждать, а это значит, что я не использую затруднительное положение своей гостьи. Мой мозг требовал немедленной отмены «грязной статьи»!