Моя фронтовая лыжня
Шрифт:
На днях попался лыжбатовец Егор Кандауров. Находясь в дозоре, провалился в затянутую тонким ледком лужу. Пока дождался смены, валенки окончательно очугунели. Попробовали ребята стаскивать, да бросили: побоялись, как бы вместе с кожей не стащить. Пришлось пустить в ход нож. Теперь Кандауров отлеживается в ПМП.
А многие "славяне", имеющие только валенки, оказались в еще более трудном положении. Из-за весенней распутицы доставка с Большой земли настолько осложнилась, что обещанные сапоги в срок не прибыли. И в ближайшее время рассчитывать на них не приходится. В результате получается странное
ЧП с Итальянцем
Ведущий архитектурный стиль, принятый на Волховском фронте, предусматривал три основных типа жилых строений на переднем крае.
Во-первых, обыкновенная, прославленная в многочисленных песнях землянка с бревенчатым накатом. Но из-за болотистого грунта построить ее удавалось не всегда. Кроме того, во время переходов или при частой смене позиций на трудоемкие строительные работы не хватало времени.
Во-вторых, конусообразный шалаш из еловых лапок. У нас в лыжбате его в шутку называют "еловым чумом". Шалаш, разумеется, и тепло держит хуже, чем землянка, и от пуль - слабая защита. Но есть у "елового чума" и важное достоинство: он нетребователен к грунту и поставить его - пара пустяков.
А где и как развести большой костер, на котором можно подвесить емкий ротный котел, у которого можно расположиться целым взводом? Густая лесная чаща укрывает только частично. Если костер под открытым небом, то высоко над лесом поднимается столб дыма. А это очень соблазнительный ориентир для вражеских артиллеристов и минометчиков. Даже авиация может нагрянуть...
Так вот, в-третьих, мы, лыжбатовцы, и пехота 4-й гвардейской приспособились так: строим из жердей и еловых лапок шалаши повышенной кубатуры. По одному на взвод, на роту. В основании - квадрат со стороной в пять-шесть метров или круг с диаметром такой же длины, высота в три-четыре метра, верх куполообразный. В отличие от "елового чума" мы называем такое сооружение "еловой ярангой". В ней можно развести довольно большой костер.
Ночью "яранга" скрывает от вражеских наблюдателей пламя костра. Довольно надежно маскирует костер и днем. Дым над "ярангой" не поднимается вверх столбом, он медленно рассеивается, расползается по лесу на значительной площади и слабо заметен издали.
В "яранге" готовят горячую пищу на взвод, а то и на всю роту кипятят чай и хвойный отвар. Здесь у большого костра могут одновременно обогреваться и сушиться двадцать - тридцать бойцов. "Яранга" заменяет нам на переднем крае красный уголок и даже клуб.
В конце марта в "яранге" третьей роты случилось ЧП. Ночью пришла из дозора группа бойцов. Промокших и продрогших, смертельно усталых и голодных.
Поели солдаты, покурили, обсушились и расположились вокруг огня на отдых. Кто лицом к огню, кто спиной, кто ноги к теплу выдвинул... Раньше всех завалился на боковую Гриша Пьянков. Настолько выбился из сил, что даже курить не стал.
Спят ребята богатырским сном... Костер давным-давно потух, и в "яранге" почти так же холодно, как на дворе, где на двадцатиградусном морозе потрескивают деревья.
Наконец один солдат все-таки проснулся. Выбивая дробь зубами и поеживаясь, он разгреб
Скоро проснулся еще один солдат - Авенир. Но уже не от холода, а от жара сильно разгоревшегося костра. И видит он удивительную картину: Гриша Пьянков как лег спиной к огню, так и лежит в прежней позе.. Его ватные штаны прогорели на заду до живого тела и продолжают ть, дымить. А хозяину наполовину сгоревших штанов хоть бы хны: он высвистывает носом какую-то затейливую мелодию.
Авенир схватил Пьянкова под мышки, вытащил наружу и основательно вывалял в снегу. Оказалось, ожоги на ягодицах серьезные - третьей степени. Вдобавок выяснилась еще одна беда: у Пьянкова обморожены кисти рук, ступни ног и лицо. И до такой степени, что никакими натираниями снегом уже не поможешь...
Видимо, Пьянкова здорово прихватил холод еще в дозоре. А в "яранге" из-за невероятной усталости он не просушил валенки и портянки, на руках так и остались сырые рукавицы. И спал Гриша так крепко, что не чувствовал не только мороза, но даже и огня.
У нас в роте, да и во всем лыжбате, свыклись с мыслью, что Итальянец невезучий, что с ним постоянно приключаются всякие истории. Отчасти так оно и было. Но большинство историй придумывали наши остряки. И затем сами же над ними потешались.
Случай в "яранге" подтверждал общее мнение о невезучести Итальянца. Но последствия его были настолько тяжелыми, что ни у кого не поворачивался язык острить по этому поводу.
А лыжбатовцы, ходившие в ту ночь вместе с Итальянцем в дозор, даже испытывали чувство вины перед своим товарищем. Дескать, проморгали. Надо было заставить его просушить валенки, портянки и рукавицы. Если уж действительно сам не мог - следовало помочь ему. Правда, каждый от усталости с ног валился, но беду все-таки можно было предотвратить...
В таком духе - о роли товарищеской взаимопомощи, особенно сейчас, когда у наиболее слабых бойцов силы на исходе, - политработники провели беседы в подразделениях лыжбата.
Мелочи фронтового быта
Политрук Гилев схватил злую ангину, и беседу в третьей роте проводил парторг Фунин. Владимир начал ее так:
– Я расскажу вам об одном эпизоде. Он вроде и смешной, но вместе с тем совсем не смешной... Он как будто пустяковый и в то же время показался мне значительным...
Это было за два-три дня до несчастья с Пьянковым. Слышу, он приглашает Воскобойникова:
"Давай, Вася, в наш любимый ельничек-можжевельничек сходим..."
"Давай, Гриша, сходим..."
Когда они вернулись, я говорю им в шутку:
"Что же вы, здоровенные мужики, до ветру ходите, взявшись за руки? Как девчонки-пятиклассницы!"
"Были - здоровенные, - отвечает Воскобойников.
– А теперь у нас силы наполовину поубавилось. Вот мы и ходим на пару по большой нужде. На морозе да в полном лыжном облачении дело это ой какое нелегкое. Ведь на нас всякой всячины вон сколько понадевано - как на архиерее в пасхальную службу. Так что мы с Гришей помогаем друг другу разоблачаться и опять облачаться..."