Моя фронтовая лыжня
Шрифт:
Кроме того, политрук Гилев считает, что в целом боевой дух в третьей роте пока что держится на подобающем уровне. Несмотря на все лишения и физическое истощение, лыжбатовцы, затянув пояса и стиснув зубы, безотказно выполняют боевые задания.
Правда, в разговорах отдельных бойцов стали проскальзывать нотки обреченности. Дескать, из волховских болот нам уже не выбраться, суждено здесь голову сложить. Но и у этих бойцов капитулянтских настроений нет, они знают, во имя чего придется сложить свою голову.
Общий разговор между тем совершил скачок за тысячи километров: от Волхова де берегов Камы.
–
– Как там наш запасной? Сколько он после нас маршевых батальонов на фронт отправил?
– Однако к весне и у лыжников готовить незачем. Пожалуй, двести восьмидесятый на пехоту переключился.
– В столовой, поди, вкусным борщом по-флотски кормят и на второе гречневую кашу со шкварками дают...
– А какой-нибудь привереда, недавно оторвавшийся от тещиных блинов, еще ворчит: и мало, и невкусно. Из своего "сидора" домашнего сала и шанег добавляет...
– У-у, морда! Сюда бы его поскорей, на окруженческий паек!
– А на плацу всё маршируют и маршируют...
– И козыряют, и на турнике подтягиваются...
– И полосу препятствий штурмуют, и по буму ходят...
– А у своей калитки стоит Глафира Марковна...
– Подперла левой рукой щеку и... сочувствует...
– А рядом с хозяйкой - козел Тишка...
– А может, Тишки уже нет. Глафира Марковна все грозилась зарезать своего "окаянного козла".
– Жаль, если зарезала. Очень жаль!
Наступила длительная пауза. Нетрудно догадаться, что сейчас каждый из нас думает уже совсем о другом. О запасном полке, о Глафире Марковне и ее Тишке говорили так заинтересованно, конечно же, не потому, будто для всех нас это самое дорогое, что осталось в далеком-далеком тылу.
Наш запасной мы все помним, он первый сцементировал нас в дружный коллектив. Вот почему, когда нам взгрустнулось о родных местах, о своих близких, наша ностальгия поначалу выплеснулась в воспоминаниях о тех краях. И запасной, и Глафира Марковна с Тишкой - это всем лыжбатовцам понятные символы сугубо личного, субъективного. Те родные места для наших воспоминаний явились своего рода ретрансляционной страницей. Сейчас каждый из нас уже думает о своем городе или селении, о своих родных, друзьях и знакомых.
А у меня по сравнению с моими однополчанами-уральцами особое положение. Мой "далекий-далекий тыл" изнывает под сапогом немецких оккупантов.
Сент-Экзюпери, слова которого взяты эпиграфом к этой главке, под заложниками понимал своих родных и друзей, всех французов, которые томились в фашистской неволе. В сорок втором этого произведения Сент-Экзюпери я, вполне понятно, еще не знал. Но, сидя тогда у костра в "еловой яранге", испытывал те же чувства, что и великий солдат Франции. Я думал о моих "заложниках" в Белоруссии. Об отце, матери и четырех младших братьях, оставшихся на Полотчине, об учителях и учениках 8-й средней школы Могилева...
Баня - специально устроенное и оборудованное помещение,
предназначенное для мытья тела водой (обычно теплой и горячей)
с одновременным воздействием на тело горячего воздуха и пара.
БСЭ. Статья "Баня"
В бочке из-под солярки
За годы войны мне довелось мыться в самых разнообразных
Последний раз перед отправкой на фронт наш батальон мылся в бане в середине января, в Рыбинске. И после выгрузки из эшелона в Малой Вишере вот уже в течение двух месяцев мы ни разу не ночевали в жилом помещении, ни разу не раздевались ко сну. Только разувались - для просушки портянок и обуви. Легко себе представить, как наши тела тоскуют по теплой воде, мылу и мочалке!
Правда, говоря языком медиков, педикулеза у нас пока нет. Шестиногие твари, которых древние римляне называли педикулюс, не выдерживают наших слишком уж спартанских условий.
Строительство бани, описанной в БСЭ, нам не под силу. Пользуемся упрощенным вариантом, позаимствованным у наших соседей-артиллеристов. Хорошенько выпариваем жестяную бочку из под солярки. Вернее, берем уже готовую: в ней парили сечку из тонких ветвей для Орлика и Шайтана. Ставим ее на попа в "яранге", наполняем водой. Докрасна накаливаем на углях несколько увесистых булыжников и - бултых в воду.
На короткое время бочка уподобляется кратеру вулкана в последние минуты перед извержением. Вода грозно ревет и клокочет...
Когда камни достаточно остывают, их извлекают из бочки. Это делает тот, кто залезает в нагретую воду первым. Чтобы попасть в бочку и выбраться из нее, сколотили две миниатюрные приставные лесенки. Без них пришлось бы заниматься цирковой акробатикой. В воде одного нагрева моемся один за другим по пять-шесть человек. Затем - все сначала...
Конечно, до знаменитых Сандуновских бань в Москве какой-то бочке из-под солярки далеко. Но в наших условиях и это - невообразимая роскошь. К сожалению, мне довелось помыться в волховских сандунах всего один раз.
Когда уходишь на войну мальчишкой, тобой владеет
великая иллюзия бессмертия. Других убивают, но не тебя.
Потом, когда тебя тяжело ранят, эта иллюзия пропадает.
И ты. понимаешь, что это может случиться и с тобой.
Эрнест Хемингуэй
Пришел и мой черед
Я попал на фронт не таким юнцом, как Хемингуэй. Однако тоже познал "иллюзию бессмертия". Но пришел и мой черед, иллюзии рассеялись.
Как хорошо спится после бани! Какие радужные сны видятся! Мирные, довоенные. И вдруг под утро - боевая тревога.
Это совсем не та тревога, по которой нас поднимали в запасном. Там мы возвращались в казарму досыпать или шли в столовую завтракать. Возвращались в полном составе. Здесь же никому не ведомо, сколько нас вернется из боя и кто именно вернется.
На этот раз опасная ситуация возникла в непосредственной близости от Ольховки. Немцы прорвались между Ольховскими Хуторами и Гажьими Сопками. То есть как раз в том месте, где наш лыжбат держал оборону в феврале и марте.
В бой лыжбат включился на рассвете. Места в общем-то знакомые: густой бор, который полосой тянется с юга на север. Но, поскольку начала событий мы не видели, в обстановке пока что ориентируемся слабо. Немец сильно лупит из минометов, обстреливает разрывными пулями. Треск и грохот по всему лесу ужасный. Такое впечатление, будто вокруг нас сужается кольцо окружения. Между тем идем вперед и с противником не сталкиваемся.