Моя фронтовая лыжня
Шрифт:
То, что здесь поработали в свое время не наши саперы, а вражеские "пионирен", мы определили по ряду признаков - и по манере маскировки, и по звуку разрывов, и даже по окраске облачков дыма. А вообще-то впоследствии были и такие прискорбные случаи, когда лыжбатовцы подрывались на своих минах...
Толовая шашка, величиной со спичечный коробок или кусок туаного мыла, упакована в миниатюрный деревянный ящичек. Взрыв такой крохотной мины разрушает в радиусе, исчисляемом дециметрами. Но уж в своем "микрорайоне" тол - полный хозяин. Толовый заряд, прикрепленный к рельсу, выхватывает
Это - теория. А практика... Вот она: три изувеченных лыжбатовца. Один наступил на мину подметкой - у него отхватило полстопы. Другой угодил каблуком - у него оторвана вся стопа, еле-еле держится на связках. Раны от толового безосколочного взрыва рваные, измочаленные. Из них торчат кости, обнажены жилы и сухожилия. Обильное кровотечение... В походных санитарных сумках не хватает ни бинтов, ни ваты...
Правда, есть у каждого из нас индивидуальный пакет. Но ведь он помещается на ладони, для таких ран - пустяк! Наматываем поверх бинтов запасные портянки и разорванное на полосы бязевое белье. Однако кровь все равно проступает...
А третий... Авенир уже не нуждается в медицинской помощи. Ему не повезло больше всех. Первая мина начисто оторвала стопу; вторая, после того как он упал, - отхватила по локоть руку и разворотила живот...
Много тяжело раненных, в том числе раненных смертельно, перевидал наш бывалый санитар. Но эта смерть потрясла его.
– Когда я подбег к Авениру, - с придыханием рассказывает нам Вахонин, - он еще в сознании был. Упрашивал меня: "Будь другом, Саша, избавь от мучений... Коли не решаешься, переверни меня на спину и незаметно для других сунь автомат... А я уж сам как-нибудь одной рукой...".
– "Потерпи, Авенир! отвечаю ему.
– Сейчас перевяжу - полегчает. Ты крепкий, выдюжишь..."
...Сказал: перевяжу, а сам не знаю, как к нему подступиться, с чего начать. Очень уж сильно распластало его. Перевязал ногу, проверил пульс - и понял: мои повязки не нужны...
Похоронили Авенира под приметной сосной. Быть может, кто-то из нас останется в живых и после войны разыщет эту могилу. Политрук Гилев сказал:
– Прощай, Авенир Гаренских! Ты был отличным воином и лучшим пулеметчиком в батальоне. Вечная слава тебе!
Вот и все прощальное слово. Дали один залп из трех автоматов... Да, более внушительных проводов заслужил наш однополчанин, однако все понимают: каждый патрон на учете.
Осталось еще километров пять ходу, а у нас двое тяжелораненых. Зимой в походы брали волокуши, а сейчас делаем так. Прикрепляем к паре шестов плащ-палатку и усаживаем или укладываем в нее раненого. Такую люльку попеременно несут вчетвером.
С группой бойцов иду искать подходящие деревца. По пути прислушиваюсь к разговорам.
Муса. Однако последнюю неделю здорово не везет третьей роте! Только что левофлангового, Гришу Пьянкова, в госпиталь отправили. Сегодня правофлангового похоронили...
Кунгурцев. И с краев и с середки таем.
Лаин. А другие роты везучие? В каждой, считай, по взводу осталось.
Философ. Эх, жисть наша солдатская! Ровно детская пеленочка: тоненькая, коротенькая и вся обкаканная...
Главное, когда где-то продолжает
существовать то, чем ты жил.
И обычаи. И семейные праздники.
И
Главное - жить для возвращения.
Антуан де Сент-Экзюпери
Послание заложнику
Вспомнилось, взгрустнулось...
Не прикованные к непрерывному посменному дежурству на переднем крае, мы сейчас имеем больше возможностей собираться всей ротой. Хотя общее количество бойцов крепко поубавилось, посиделки в ротной "яранге" стали даже более многолюдными.
На следующий день после похода к ручью Нечаянному третья рота собралась в полном составе. Посреди "яранги" ярко горит костер. Он - средоточие нашего скудного фронтового уюта.
Над костром подвешен общий котел с супом из гречневого концентрата. Получили очень мало пакетов и решили каждому на руки не выдавать. Когда расправимся с супом-баландой, в этом же котле будем готовить хвойный отвар. Кроме того, в горячие угли втиснуты солдатские котелки с водой.
К огню плотным кругом льнут лыжбатовцы. Греются, сушатся, подкладывают в костер полешки, передвигают и поворачивают котелки. Муса помешивает уполовником-разводящим баланду.
В общем кругу сидят комроты лейтенант Большаков и политрук Гилев. Первый вполголоса разговаривает о чем-то с Кунгурцевым, второй, положив лист бумаги на планшетку, пишет очередное донесение о морально-политическом состоянии роты.
Положив вырванный из школьной тетрадки листок на крышку от котелка, Философ пишет домой письмо. За ним - очередь. Вася Воскобойников - один из немногих в роте обладателей карандаша. Притом не простого, а химического.
Строчим, строчим, а добираются ли письма-треугольники до Большой земли? Доходят ли туда, куда надо? К нам, в "Любанскую бутыль", прорвалось совсем немного писем. И будто по чьему-то злому умыслу получается: большинство тех лыжбатовцев, которым они адресованы, или убиты, или убыли в госпитали...
Трудно прорываться через "горловину" - это само собой. А тут еще сменили номер полевой почты нашего лыжбата. В Рыбинске дали - 1550, а недавно переиначили на - 827.
По кругу идут крупнокалиберные самокрутки, начиненные всевозможными суррогатами. Как говорят немцы - эрзацами. Прежде всего, курим прошлогодние листья, присохшие к ветвям или занесенные ветром в дупла. Особой духовитостью обладает вишневый лист. Его находят в садах Ольховки. Идут на курево и некоторые разновидности мха. Курильщики в который раз вытряхивают карманы и кисеты: микродозы табачной пыли заметно улучшают качество "волховской махорки".
Поначалу беседовали у костра парами, небольшими группами. Но вот всплыла тема, заинтересовавшая всех, - и завязался общий разговор.
– Однако скоро лед на Волхове должен пойти...
– Ну, когда Волхов вскроется, тогда нам совсем хана!
Гилев недовольно глянул на мрачного прогнозиста, видимо, хотел было вмешаться в разговор, но ничего не сказал и опять наклонился над листком бумаги. Наш политрук не формалист. Заметив в настроении бойцов слишком унылую тональность, он подбадривает их. Иногда и одергивает нытиков. Но из-за всякой мелочи тут же не придирается. Понимает, что в такой тяжелой ситуации, в которой мы оказались, нотациями веселого настроения не создашь.