Моя идеальная
Шрифт:
— Где же ты, родная? — выжимаю хрипом, разглядывая десятки висящих над кроватью фоток. — Я обязательно найду тебя. Я верну тебя домой.
Едва затянутое тучами небо начинает сереть, бужу Тоху, храпящего на диване.
Внимательно осматриваю то место, где нашли тачку. Бесконечные дожди смыли все следы, но я будто чувствую её присутствие здесь острее, чем где-либо.
Несколько часов бродим по лесу, утопая по колено в грязи, но нас это не останавливает.
На меня снисходит понимание,
— Это бессмысленно, Тоха. Здесь всё прочесали. Надо искать в другом направлении. — отрезаю хрипло, переводя взгляд на пустую трассу.
— И какие у нас варианты? — бурчит друг.
— Эта дорога ведёт на Карелию? — толкаю с кивком головы.
Арипов со свистом выпускает воздух и, потирая переносицу, устало качает головой.
— Больше сотни километров, Север. Если её забрали, то легче было вернуться в Питер, а не везти хуй знает куда.
Понимаю же, что он прав. До боли стискиваю кулаки и прикрываю зудящие глаза.
Где ты, Насть? — спрашиваю мысленно, когда появляется за закрытыми веками.
Ледяной влажный ветер налетает порывом, пробирая до костей, но вот кончики пальцев обжигает неожиданным теплом. Слишком сильный контраст в этих ощущениях, поэтому вынуждаю себя открыть глаза и посмотреть на руку.
Давлюсь кислородом, когда замечаю тонкую, почти прозрачную кисть, сжимающую мои пальцы.
Я бы мог обмануться, но кольцо с изумрудом, таким же зелёным, как глаза любимой девочки, не оставляет мне шансов.
Поднимаю отяжелевший взгляд, пока не утопаю в глубине озёр. Вразрез с полупрозрачным телом, её глаза слишком яркие и живые. Лёгкая улыбка на губах и короткий кивок.
И я понимаю. Всё понимаю. Я знаю, где надо искать.
— Она там. — отрезаю уверенно.
Тохин батя, пусть и мягко, но обрубает надежду.
Не отпускаю. Цепляюсь в неё трясущимися пальцами. Вгрызаюсь раскошенными зубами. Молюсь онемевшими губами.
Держусь. Должен. Обязан.
И ты держись, моя маленькая. Не сдавайся. И я не сдамся.
Она жива.
Я знаю. Я уверен. Я буду бороться. Как и она боролась, когда у меня не было сил. Моя очередь.
Нельзя сейчас сломаться. Нельзя сдаться.
Ногти глубже. Сцепка крепче.
Не сдамся.
Держись, малыш. Я люблю тебя. Я верну тебя.
«Вместе, маленькая, не просто слово. Это моё обещание.»
Тяжёлое, но необходимое воспоминание.
Вместе, родная. Вместе мы справимся. Обещаю. Веришь?
— Верю. — шепчет эфемерный призрак моей девочки, глядя в глаза. —
Глотаю воздух, смешанный с кровью и болью.
И я верю.
— Мы должны попробовать, пап. — обрубает приятель.
Ещё одни сутки.
Восемь дней…
Остался один.
Смогу ли я бороться дальше? Сил не остаётся. Надежда гаснет. Вера испаряется. Заряд, полученный два дня назад, исчерпывает себя, оставляя отчаяние и холод.
Как держаться? Как бороться? Как жить? Как без неё?..
Раньше я думал, что я сильный. Я ошибался. Блядь, как же сильно я ошибался.
Настя…
Она изменила меня. Она сломала. Она разорвала. Она уничтожила. Она убила.
— Девочка моя, где же ты? Помоги мне. Помоги всем нам.
Чересчур больно. Не справляюсь. Закуриваю сигарету в спальне.
Я сдаюсь. Я ломаюсь.
Затяжка.
Нет сил.
Затяжка.
Самоубийство. Расчётливо. Ожидаемо. Желанно.
Не живу. Без неё не могу.
Четыре цифры. Холодный металл в руке. Отчаянная решимость.
Дуло к виску.
Страха нет. Я сломан. Я оледенел. Я убит.
— Не надо, Тём. — разлетается эхом тихий шелест.
Сильнее сжимаю веки. Больно. Страшно.
Я сошёл с ума?
Я хочу свихнуться, чтобы перестать чувствовать. Есть ли у меня выбор?
— Пожалуйста, родной, не надо. Ещё немного, и всё закончится.
— Сколько ещё, Насть? — шепчу обомлевшими губами. — Я не могу. Я не справляюсь.
Робкое тепло на руке, сжимающей «Макаров».
— Молю, любимый, не сдавайся. Молю, держись…
Держусь. Держусь, сука, из последних, убирая ствол в сейф.
Утром становится немного легче. Ночь забирает желание бороться, а новый день дарит слабую надежду.
У меня нет выбора. У меня нет права на слабости. Сейчас нет…
Второй день мы с Тохой обрываем все телефоны по больницам. Второй день ловим отказы. Второй день никаких зацепок.
Продолжаю верить. Продолжаю цепляться. Продолжаю борьбу с самим собой.
Если сейчас опущу руки, то потеряю все права называть Настю моей. Потому что она — сталь. А я? Кто я теперь? Ком из нервов и страхов?
Слабый. Разорванный. Полуживой.
Нельзя!
Сжимаю кулаки и зубы. Сгребаю остатки воли, веры, надежды. Грызу губы. Пью кровь. Заполняю желудок собственной плазмой. Похуй. Если это единственный шанс справиться, то я справлюсь.
Шесть дней я позволял себе разваливаться на части, потеряв надежду.
Больше никакой слабости.
Упираюсь руками в лёд, который окружает мою душу. С такой силой давлю, что он трещит. Я на коленях. Я, блядь, стою на коленях, вместо того, чтобы идти вперёд.