Моя идеальная
Шрифт:
— Нет, Север, я, конечно, знал, что у тебя в ДНК пробелы, но всё равно не думал, что где-то такой же ходит. Соррян, если что. — поворачивается к Егору. — Я не со зла.
— Я привык. — пожимает плечами братишка.
А я… Я даже не могу разобраться в том, что у меня не только в голове, но и в сердце наматывается. Все эти годы я был уверен, что брат меня ненавидит. А сейчас… Хочу узнать обо всём, что произошло в его жизни. Я хочу просто поговорить с ним. Но в данный момент не до этого.
— Егор, отведи меня к Насте.
Пока поднимаемся на третий этаж, коротко обсуждаем события последних лет.
— Братиш, я уже говорил, что она не в себе, но хочу, чтобы ты понимал. Она не только изнутри сломана, но и снаружи. — сипит Егор, притормаживая посреди коридора.
Останавливаюсь следом за ним и сканирую его глаза, надеясь увидеть в них желание сделать мне больно, но там только сожаление и страх.
Сцепляю зубы и кулаки.
Я снова не спрашиваю об изнасиловании, потому что просто не смогу вывезти это в данный момент. Меня так на куски растаскивает, что впору выть, но я не имею на это права.
— Просто отведи меня к ней.
Брат тоже скрипит зубами, но кивает и возобновляет шаг. Тоха плетётся сзади, кусая губы.
Как и я. Ротовую полость снова заполняет металлический привкус и горячая влага.
Я не задаю вопросы не только о любимой, но и об отце. Даже если он сейчас здесь и явится в любую минуту, я буду готов к этой встрече. Я тоже сталь.
Останавливаемся у двери в палату. Опускаю руку на ручку. Прикрываю глаза. Торможу рёв мотора.
Вдох-выдох. Ручка вниз. Твёрдый шаг. Веки вверх.
— Настя. — зову тихо, замирая на месте.
Она сидит на койке с повёрнутой к окну головой и даже не реагирует на наше появление и мой голос.
В том, что это моя девочка, нет никаких сомнений, хотя лица я не вижу. Я чувствую её каждой клеткой.
Замечаю желто-чёрные пятна на руках и той щеке, которая заметна с этого ракурса.
Прокусываю язык, чтобы не заорать от боли.
Сердце сжимается до минимальных размеров, теряя свою основную функцию. Кровь по каплям стекает по венам. Меня прошибает ознобом. Сразу становится очень холодно.
— Малыш. — окликаю, подходя в упор, но она даже не шевелится. — Родная моя. — шепчу, опускаясь на корточки и заглядывая в зелёные глаза, превратившиеся в лёд.
Больно… Боже… Как же, блядь, больно видеть её такой.
Опухоль почти спала с лица, но под глазом виднеется огромный синяк и затянувшиеся царапины и порезы.
Пиздец, насколько больно видеть её отрешённый взгляд.
Невыносимо больно замечать неестественную бледность кожи.
Критично больно чувствовать холод, когда сжимаю пальцы.
Левое
— Что с тобой случилось, маленькая? — вырываю из горящей от горечи глотки. — Пожалуйста, родная, ответь мне. Скажи хоть что-то, Насть.
Тишина. Страшная. Гробовая. Тяжёлая.
Даже друг и брат, застывшие на пороге, не издают ни единого звука, кроме сорванного дыхания.
Смертельно больно встречать её холодное безразличие.
Теперь я понимаю Тоху, когда он таскался ко мне каждую ночь, а я даже ничего не сказал ему. Тупо овощем прикидывался.
И самое, сука, страшное, что я не знаю, что сказать или сделать и чем помочь моей девочке.
— Я люблю тебя, родная. Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя.
Моя девочка несколько раз моргает, будто морок изгоняет, и опускает на меня глаза.
— Конечно, будешь, Тём, потому что я прошла через всё это дерьмо и выжила только ради тебя.
Сердце делает разрывной удар, а потом отбивает по рёбрам барабанную дробь. Хеви-метал, сука.
— Настя? — сиплю, цепляя её взгляд.
— Привет, любимый. Я вернулась. — отбивает моими же словами, которые я сказал после того, как вспомнил её, и топит эту свою мозговъебательную улыбку.
Как и не было всех этих бесконечно-адских дней. Всех этих страшных событий. Всех этих ужасов. Всей этой боли.
А я… Я смеюсь. Я плачу. Я захлёбываюсь облегчением. Я сгораю от счастья. Я тону в её глазах.
Моя девочка ловит дрожащими сбитыми пальцами горячие капли и шепчет:
— Мне было холодно без тебя. Обними, Тём. Согрей меня.
И я обнимаю. Падаю на колени и сжимаю руками её талию. Вожу ладонями по спине. Путаюсь в длинных волосах пальцами. Дышу её теплом. Утыкаюсь лицом в её плечо и даже не стараюсь сдерживаться.
— Я люблю тебя, Насть. Я так сильно тебя люблю. Так горжусь тобой. — бомблю сипом ей в шею.
Она сжимает ладонями моё лицо, вынуждая оторвать тяжёлую голову. Сталкиваемся взглядами, и я утопаю в глубине зелёных озёр. По её щекам тоже без конца стекают слёзы. Подаюсь вперёд, собирая их губами. Выпиваю каждую. Глотаю её рваное дыхание. И сам греюсь об неё.
Лёд в груди трещит и тает.
Сердце пробивает рёбра.
Душа срастается.
— Поцелуй меня, Артём. — растягивает рот в нежной и такой манящей улыбке, что я забываю обо всём на свете и сдаюсь ей.
И я целую.
Опускаю ладонь ей на затылок, слегка прижимая пальцами, и сам тянусь вверх, пока наши губы не встречаются.
Всё отдаю: нежность, ласку, тоску, любовь, гордость, восхищение.
Всё забираю: её боль, страх, отчаяние, одиночество.
И я воскресаю в касании к губам.