Моя! или ничья
Шрифт:
Семён умоляюще замахал руками:
– Декламация – это классно, я обожаю стихи, в том числе читать вслух, но… прямо скажем, это дело на любителя. Вряд ли среди нашей публики на студвесне таких наберётся на хорошую овацию.
Я поникла. Да, нелёгкая это работа – из болота тащить бегемота…
***
Внеплановое совещание с Анатолием Ивановичем было назначено на вечер среды. Времени на подготовку номера оставалось совсем мало, поэтому мы решили не терять его попусту.
– Как же ты смог его уговорить? – с восхищением удивлялась я, глядя на совершенно невнушительную фигурку Семёна.
Надулся опять, как надувной крокодил, которого мне в прошлом году папа купил в Анапе. Не смотрит на меня, не разговаривает… блин, ну не целоваться же мне с ним, просто чтобы не обижался! Для этого чувства какие-то должны быть… ну, симпатия хотя бы. А мне, кроме перебранок с ним, и вспомнить-то нечего. И ему… на кой ему сдался этот поцелуй? Он же меня… терпеть не может. Правда же..?
Ладно, опять я отвлеклась… А Семён тем временем что-то рассказывает:
– Сам в шоке… Я, честно говоря, боялся об этом с ним беседу заводить. Прошлые несколько раз закончились ссорой. А тут он сам вдруг прицепился: поехали, говорит, на рыбалку в субботу. Я говорю: не могу, у меня театралка. Ну он, как всегда, в претензию. Слово за слово. В общем, я сказал, что без сцены свою жизнь не представляю, ну и выдал ему этот план. Что мне помогут, что у меня единомышленники есть и даже профессиональный режиссёр среди них. Батя посмеялся сначала, а потом говорит: ну ладно! Давай пари. Сможешь овацию сорвать и мне понравится – валяй. Но если нет – закрываем эту тему навсегда. Я думаю, он просто не верит в меня, в мои артистические способности, и потому чувствует себя спокойно.
– Но мы-то ему докажем! – поддержала я Семёна.
– Спасибо, Алин. Ты настоящий друг! – парень легонько коснулся моего плеча и даже немного порозовел.
Но Анатолий Иванович забраковал все наши идеи.
– Нет-нет-нет и ещё раз нет, – замахал он на нас руками. – Это всё несерьёзно, а нам нужен стопроцентный сценарий. Такой, чтоб любого зрителя зацепило. И парней, и девушек. И при этом коротко. Бить надо в базовые интересы. Давайте подумаем, что это может быть?
Мы с Семёном недоумённо переглянулись. Какие у студентов базовые интересы? Поесть и поспать? Сложно на этом построить выступление…
– Любовь! – громогласно пророкотал Анатолий Иванович, одновременно осуждая нас за недогадливость.
– Любовь? – обескураженно повторил Семён. – Какая любовь?
– Романтическая, разумеется! Не сыновняя же!
– Нам нужна сценка о любви? – уточнила я.
– Именно. Но я думаю, что формат мини-спектакля для Студенческой весны не слишком подойдёт. Предлагаю перфоманс.
– Это ещё что такое? – нахмурилась я. Нет, слышала, конечно, но применительно к Семёну… совершенно не представляла.
– Составим представление из нескольких коротких отрезков, каждый из которых отличается формой и отражает какой-то этап любовных отношений… – быстро, вдохновенно заговорил Анатолий Иванович, на которого, по всей видимости, напала муза. – Знакомство, ухаживания, непосредственно любовь и – увядание чувств.
– А почему обязательно увядание? – расстроенно спросила я, не слишком сведущая в вопросе, но
Анатолий Иванович снисходительно улыбнулся:
– Полюбишь – узнаешь, моя девочка.
Ну уж нет! Если я полюблю, то навсегда. А если разлюблю, значит, это не любовь была, а иллюзия. Удобное убеждение, да?
– Да, это идеально, – продолжил рассуждать наш руководитель и разрушитель мифов по совместительству. – Тут-то нам и пригодится ваше "всё и понемногу". Ухаживание – пение под гитару, это романтично и очаровательно. Любовь – танец, самое страстное из всех сценических искусств. И в конце – немного печали в стихах. Каких-то современных и не занудных. Я посмотрю, может, Асадова или Рождественского…
– Если современных, то надо брать Полозкову или Астахову, – вставила я свои пять копеек.
– Ну, там посмотрим…
– А какой же одиночный танец хорошо отразит суть любви? – осведомилась я наивно.
– Одиночный?! – поражённо переспросил Анатолий Иванович. – Никакой. Вы же вместе выступаете..?
Тут пришла моя очередь выпадать в осадок:
– Мы?! Я? Выступаю на студвесне?!
Мы все втроём по очереди переглянулись.
– Семён без тебя не справится, – покачал головой Анатолий Иванович. – Уж оваций-то ему точно не видать как своих ушей. Как ты это себе представляешь? Он приведёт на концерт всё медучилище? Кто ему апплодировать-то будет? Только девочки. Нет-нет, нам нужен полноценный перфоманс в исполнении пары. Страстный парный танец, стихи тоже желательно читать по очереди, а кому Сёма будет петь серенаду? Самому себе, что ли?!
Я впала в транс. Чтобы воплотить чужую мечту, мне надо выйти на сцену и станцевать перед огромным зрительным залом… Но погодите:
– Я ж танцевать не умею! По крайней мере, ничего страстного. Разве что медляк могу изобразить…
– Нет-нет, это не годится, – замахал руками Анатолий Иванович. – Нам нужно танго или, на крайний случай, мамба какая-то. У вас есть месяц, чтобы научиться. Вперёд.
Я осторожно выдохнула, чувствуя, как кружится голова. Вот это, что называется, влипла…
– Мне страшно… – призналась я Семёну, когда мы вышли из здания театра. – Понимаешь, я ведь могу запросто всё запороть, а тут столько поставлено на карту… Может, ты поищешь себе другую партнёршу для танца? Более профессиональную…
Он выглядел понурым.
– Вряд ли у меня это выйдет за месяц до отбора. Но если ты не хочешь…
– Я хочу! Правда, очень хочу помочь! Но боюсь испортить тебе выступление.
– Ладно, поищу кого-то другого. Спасибо, Алин. Давай, до субботы. – И пошёл прочь, в темноту.
– Ты не обижаешься? – крикнула я ему вслед.
– Нет!
Но и так понятно, что обижается. Ох, какие они, оказывается, обидчивые – эти мужчины!
Я тоже вернулась домой в глубокой задумчивости и не менее глубоком расстройстве. Просто не представляла себя на сцене, но мне так хотелось поддержать Семёна в его искреннем стремлении к искусству!
Папа, конечно, моментально считал моё настроение (несмотря на профессию, он довольно чуток к близким) и принялся выяснять, в чём дело. А я не стала скрывать. Папа улыбнулся: