Моя книжная полка. Мои собратья по перу.
Шрифт:
Всем стало ясно, что он не шутит, и Ассеф отступил, прошипев на прощанье: «Ты еще пожалеешь об этом, хазарин!».
И вскоре привел свою угрозу в исполнение. В день ежегодного состязания воздушных змеев, которыми был славен до-талибанский Кабул, он настиг – опять на задворках – маленького Хассана , догоняющего идущего на посадку змея. Пока его верные соратники держали Хассана за плечи, Ассеф сорвал с мальчика штанишки и изнасиловал его на глазах подоспевшего в последний момент Амира. При виде этой ужасной сцены Амир не выбежал из подворотни, из которой он в страхе подглядывал за стычкой своего друга с ненавистным врагом. Он трусливо переждал, пока банда Ассефа уберется
Но с этой минуты он возненавидел Хассана - за собственное унижение, за неотступно преследующее его чувство вины. Пользуясь своим положением единственного любимого сына, Амир добился того, что Хассан и его отец Али, живший в доме отца Амира десятки лет, покинули этот дом и уехали в Хазаристан.
Они уехали, а чувство вины осталось. Искоренить его не смогли ни страшные события советской оккупации, ни полное опасностей бегство из Афганистана.
Амир с отцом поселились в Сан-Франциско и разделили печальную судьбу тысяч афганских беженцев – нищету, отчужденность, ностальгию. Прошло двадцать пять лет, Афганистан перешел в руки моджахедов, бывших ничем не лучше советских войск, а затем в руки талибов, бывших еще хуже. Отец Амира умер, а Амир женился и стал американским писателем, вполне обеспеченным и благополучным.
Его благополучие было нарушено неожиданным ночным звонком, - звонил Рахим Хан, бывший компаньон его отца, оставшийся в Кабуле. Сообщив Амиру, что Хассана и его жену вместе с остальными хазарами уничтожили талибы, Рахим Хан умолял его приехать, чтобы позаботиться о чудом оставшемся в живых малолетнем сыне Хассана, Зорабе. И, гонимый неизлечимым гнетом вины, Амир покидает свою любимую жену и уютный дом, чтобы отправиться на поиски Зораба в раздираемый гражданской войной Афганистан.
После долгого опасного путешествия он попадает, наконец, в Кабул и находит сиротский приют, где должен был жить Зораб. Но Зораба там нет – директор приюта сознается, что для спасения остальных сирот от голодной смерти он продал хазарского мальчика одному из главных талибов, имя которого директор даже не решается произнести, так он страшен. Мальчик, по его словам, очень талантливый танцовщик, а кроме того он - в совершенстве владеет рогаткой.
«Как я найду этого талиба?» - спрашивает Амир.
«Иди завтра на стадион, и ты его узнаешь – это человек в темных очках», - это все, что Амиру удается извлечь из запуганного директора приюта.
Назавтра на стадионе Амир становится свидетелем душераздирающей сцены – на глазах десятков тысяч возбужденных зрителей рослый талиб в темных очках насмерть забивает камнями мужчину и женщину, виновных в прелюбодеянии. Глядя на оставшуюся от тел любовников кровавую кашу, Амир содрогается от ужаса и отвращения, но у него нет выхода, он вынужден просить палача в темных очках о срочном свидании – это единственный способ добраться до Зораба.
Казалось бы, все складывается хорошо - свидание Амиру назначают с поразительной скоростью, в тот же день. И только войдя в роскошный дворец палача, он с ужасом понимает причину этой поспешности – сняв темные очки, его встречает раздобревший и самодовольный старинный знакомый, кошмар его детства - Ассеф. Сейчас он расплатится с Амиром за прошлое – только сначала немного поиграет, как кошка с мышкой.
Он велит привести к нему Зораба – грациозный мальчик с нежным личиком китайского божка послушно танцует под звуки старого граммофона. Амир говорит мальчику, что приехал его забрать от Ассефа, и мальчик верит ему – его покойный отец много рассказывал
«А теперь, - говорит Ассеф Амиру, - я тебя убью. Медленно, как когда-то собирался, кастетом. Потом твой грязный труп выбросят собакам, и никто не поинтересуется, куда ты пропал».
Ассеф приближается к Амиру и начинает методично колотить его тяжелым кулаком, на три пальца которого надет зубчатый кастет. Амир пытается сопротивляться, но бесполезно – могучий великан Ассеф с легкостью отбивает его беспомощные атаки. Хрустят сломанные ребра, трескается сломанная челюсть, и вдруг раздается тихий детский голос:
«Отпусти его, Ассеф-ага, а не то я выбью тебе глаз!».
Ошеломленный Амир оборачивается и видит знакомую с детства картину – маленький мальчик с нежным личиком китайского божка целится в гиганта из рогатки, заправленной бронзовым биллиардным шаром. (Кого он напоминает – уж не юного ли Давида с пращей, которая на иврите называется «ругаткой»?) Ассеф, презрительно смеясь, наносит Амиру еще один сокрушительный удар, и в ту же секунду валится на пол с диким воплем боли, из его выбитого глаза хлещет на ковер струя крови.
Воспользовавшись суматохой, Амир удирает вместе с Зорабом, и дальше идет другая история, не менее драматическая, но выходящая за рамки моего рассмотрения. А я возвращаюсь к маленькому хазарскому мальчику с его дважды повторяющейся рогаткой-«ругаткой», нацеленной во вражий глаз. В конце концов, мальчик этот оказывается младшим братом Амира, и весь мучительный комплекс вины, терзающий душу Амира, приобретает весьма своеобразный характер.
Вдруг становится ясно, зачем переводчику понадобилось назвать хазар «хазарейцами». И почему садиста Ассефа автору понадобилось снабдить матерью-немкой, голубыми глазами и любимой книгой «Майн Кампф». Сквозь изысканный узор сюжета начинает проступать хорошо задуманная и виртуозно выполненная аллегория. Особенно понятна она нам, людям Библии, полжизни прожившим в России, откуда вещий Олег сбирался «отмстить неразумным хазарам».
Правда, сегодняшние историки бросают зловещую тень недоверия на весь исторический фон «Песни о вещем Олеге», но Пушкин интриг сегодняшних историков не провидел и написал о хазарах то, что в его время было на слуху.
Зато реальные талибы ни энциклопедию, ни Пушкина, ни даже Дмитрия Быкова не читавшие, суть дела поняли правильно – вышли в поход на Хазаристан и вырезали всех хазар подчистую. И хоть это подробно рассказано в романе Хоссейни, причем рассказано на фоне немца-садиста и хазарского мальчика с рогаткой, все же об истинной символике романа никто не догадался.
Я пересмотрела массу критических статей, обсуждавших роман Халеда Хоссейни в американских и английских газетах. Многие рецензенты почувствовали скрытую значительность авторского замысла, но ни один не смог ткнуть пальцем в ее истинную сущность. Какой-то фантазер даже придумал неубедительную аллегорию, будто битва воздушных змеев в небе над Кабулом символически изображает современную историю Афганистана, которым манипулируют беспардонные водители змеев. Однако этот анализ ничего не добавил к пониманию замысла автора. То ли англоязычные критики никогда не слышали о хазарах, то ли они плохо помнили библейскую легенду о гиганте Голиафе и малютке Давиде с «Ругаткой», - вполне возможно, что современным критикам все эти знания ни к чему. Но писатель – другое дело: создается впечатление, что автор романа «Догоняющий змея» хорошо знал и то, и другое. И в завуалированной, но все же прозрачной форме написал потрясающий документ – покаяние мусульманина перед своим младшим еврейским братом.