Моя королева

Рединг Жаклин

За время путешествия Элизабет говорила очень мало, отвечая на немногочисленные попытки Дугласа завести разговор короткими «да» или «нет», а иногда и просто кивком головы. Она напряженно сидела в седле, долгие часы глядя в каменном молчании вперед, на бескрайние дали. Дуглас знал ее всего лишь несколько дней, но этого было достаточно, чтобы понять: такое молчание не сулит ничего хорошего. У этой женщины всегда было что сказать, и то, что теперь она молчит – и уже долгое время – постепенно начало его тревожить.

Дуглас остановил своего коня и

обернулся, чтобы взглянуть на Элизабет. Они были сейчас на узкой тропе, где мог проехать только один всадник.

– Ваша кухарка дала нам с собой поесть, а мы едем уже довольно долго. Не хотите ли сделать привал? Можно будет поразмять ноги и перекусить.

Элизабет бросила на него безразличный взгляд и молча кивнула.

Нахмурившись, Дуглас проехал сквозь заросли на небольшую полянку, где между замшелых камней тихо бежал ручей и густо росли утесник и песчаный тростник. Вереск цвел яркими вспышками розового, лилового и белого цветов, а солнце наконец-то пробилось сквозь облака, и капельки дождя на еловых ветвях блестели, точно слезинки фей.

Дуглас смотрел, как Элизабет спешилась, потом подскочил к ней и поддержал, потому что после долгой езды верхом ноги ее не слушались. Как ни странно, но вид у нее был такой же аккуратный и опрятный, как и во время отъезда: волосы убраны под нарядную шляпку, белоснежная шейная косынка старательно завязана под подбородком. И только кончик носа немножко покраснел от ветра.

Не говоря ни слова, Элизабет пустила своего коня попастись на лесной полянке, сняла перчатки и опустилась на колени у ручья, погрузив затекшие пальцы в холодную воду.

– Вы что же, намерены молчать всю дорогу до острова Скай? – не выдержал в конце концов Дуглас, присев на корточки поодаль от Элизабет, чтобы зачерпнуть горсть воды и напиться. Холодная и бодрящая влага смягчила его пересохшее горло. Она была такой вкусной, что он зачерпнул еще раз и провел руками по волосам и лицу.

Потом Дуглас встал, потряс головой, чтобы стряхнуть воду, и брызги разлетелись во все стороны. Он глубоко втянул в легкие свежий воздух. Как славно вернуться сюда, в эти края, в милые горы, на гэльскую землю, в царство туманов и чертополоха! Закрыв глаза и откинув назад голову, охваченный чистой, ничем не замутненной радостью, шотландец испустил горский воинственный клич.

Когда он снова открыл глаза, оказалось, что Элизабет смотрит на него с таким видом, точно он вылез из пещеры.

– Попробуйте-ка и вы, – сказал он. – Это замечательно! Давайте, раскиньте руки пошире и крикните что есть мочи.

Но она молча смотрела на него невидящим взглядом, словно его здесь и не было.

– Дорога в самом деле покажется нам очень долгой, мисс, если мы не станем хоть немножко разговаривать.

– Мне нечего сказать.

– В это трудно поверить.

Она уставилась на него, и Дуглас впервые заметил, какая глубокая морщина появляется у нее на переносице, когда она хмурится.

– Точнее, мне нечего сказать вам, мистер Маккиннон.

Дуглас усмехнулся:

– Стало

быть, вы хотите сказать, что будете молчать все то время, что мы с вами проживем вместе? А вам не захочется услышать звук собственного голоса? Два месяца – долгий срок, чтобы у человека не развязался язык. Особенно когда это – женщина, – добавил он.

Элизабет выпрямилась и стряхнула с рук воду. Она вздернула подбородок и резко сказала:

– Иногда, мистер Маккиннон, приходится только радоваться, если собеседник не болтун. – И добавила: – Вспомните об этом, когда вам в следующий раз захочется почесать язык.

«Ну вот, это уже лучше», – удовлетворенно подумал Дуглас.

Но он еще не все ей сказал. О нет. Еще нет.

Девушка пошла к лошадям, а он зашагал следом.

– Может, вам будет легче и проще разговаривать со мной, если мы отбросим церемонии. Кроме того, негоже жене шотландца не называть его просто по имени. Меня зовут Дуглас, – он усмехнулся, – на случай, если вы запамятовали.

– Я прекрасно знаю, как вас зовут, сэр.

– Ну вот, опять. Не «сэр» и не «мистер Маккиннон», а просто Дуглас. Конечно, если вы предпочитаете нечто иное, можете называть меня «милый» или «голубчик»…

– Довольно с вас и Дугласа, – сказала Элизабет, поворачиваясь к нему спиной.

– Ладно. Рад, что мы это уладили, Бесси.

Она резко повернулась:

– Меня зовут Элизабет.

– Так-то оно так, да только больно оно заковыристое. Такому шотландскому варвару, как я, нипочем его не запомнить.

Это были ее слова – он подслушал их, когда она разговаривала с сестрой. Судя по выражению ее лица, по вспыхнувшему яркому румянцу, она тоже это поняла.

– Если вы не можете называть меня по имени, не зовите вообще никак.

– Вообще никак? – Он потер подбородок с отросшей щетиной. – Вряд ли мне понравится, как это звучит. Пусть лучше будет Бесси.

– Не надейтесь, что я отзовусь.

И Элизабет принялась рыться в седельной корзине, а Дуглас сел, прислонившись к толстому стволу дуба, сложил руки, скрестил вытянутые ноги и уставился на нее. Она вынула из корзины круглый черный хлеб, сыр, яблоко и бурдючок с вином.

Дуглас закрыл глаза и посмотрел на небо.

– Я, пожалуй, перекушу здесь, в тенечке. Здесь прохладно, да и земля мягкая.

Он не смотрел на девушку, но знал, что она уставилась на него во все глаза.

– Что вы будете делать?

– Я съем, Бесси, немного хлеба и яблоко. Может, выпью малость винца. Можете подать все это сюда.

– Подать?

– Ну да. – Он с довольным видом протянул руки. – В конце-то концов ведь обязана жена прислуживать мужу. А вы моя жена, пусть всего лишь на два месяца. – Тут он хитро прищурился: – Вот и прислуживайте мне.

Хорошо, что Дуглас был ловок и проворен. Подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, он поднял руку как раз в ту минуту, когда яблоко полетело прямо ему в голову. Оно ударилось в его выставленную вперед ладонь, и Дуглас пойман его. Он с ухмылкой откусил кусочек.