Моя купель
Шрифт:
— Не пойду, — возражал он, — не имею права.
— Почему?
— Мой командир ушел вперед, а я с такой царапинкой — назад? Не выйдет!
Катя сразу поняла, о ком ведет речь наводчик, но не подала виду и, повторив про себя излюбленное выражение Алексея «не выйдет», заметила:
— Ты собираешься ждать его или догонять?
— Сначала дождусь рассвета, посмотрю, чем все это кончится, а там видно будет.
По законам санитарной службы Катя не могла, не имела права согласиться с ним, но ей вдруг пришло в голову: наводчик поможет догнать Алексея по самой короткой дороге. Она считала, что
Стволы орудий, точно хоботы диковинных животных, прижавшись к земле, смотрели в сторону противника. По ним Катя вглядывалась в редеющую темноту, внимательно прислушиваясь к каждому звуку с той стороны. А невдалеке от нее солдаты продолжали спорить:
— Говорю же тебе, ухайдакались, а не выдохлись, понимать надо. Жди не жди, больше не подымутся...
И раненый наводчик не молчал, будто нарочно мешал ей вслушиваться в тревожную тишину, отвлекая ее внимание, как ей показалось вначале, на пустяки. Он устремил взгляд в небо и говорил, словно в бреду:
— Заморгали, милые, перемигиваться начали. От стыда небось свои золотые ресницы укоротили. От стыда...
— У вас температура? — спросила его Катя.
— Есть, конечно, не больше тридцати семи, — ответил наводчик совершенно нормальным голосом.
— Напугали вы меня своим непонятным разговором, — созналась Катя.
— Напрасно! Я сейчас со звездами разговариваю.
— Со звездами?! А за что же вы их стыдите?
— За что? — Наводчик тяжело вздохнул. — Мой командир и я любим астрономию.
Кате вдруг интересно стало поговорить с наводчиком, еще не веря, что человек, о котором она думала, умеет мечтать — ведь только влюбленным в жизнь интересен звездный мир.
— Человек и звезды... Какая увлекательная поэма, — продолжал наводчик. — Не будь звезд, и наш разум не поднялся бы выше пяток.
Катя хотела спросить: почему? Однако наводчик еще не ответил на первый вопрос. Она тоже посмотрела на небо.
— Звезды всегда звали и зовут человеческую мысль ввысь, в глубины Вселенной, — продолжал артиллерист. — Чтоб люди мечту о звездах не теряли.
— Тогда, выходит, напрасно вы стыдите звезды.
— Быть может. Как-то ночью, накануне того дня, когда нам предстояло проститься с небом и звездами, это было в Сталинграде, мы разговорились с командиром на эту тему. И он сказал мне: «Правильно мыслишь, астроном. Фашисты хотят лишить нас права мечтать о звездах. Не выйдет! Мы верим в жизнь, стремимся к звездам, поэтому победим». Вот и сейчас он ушел туда, вперед.
— Где он сейчас, ведь он больной? — сорвалось у Кати.
И в это время небо над головой располосовали снаряды «катюш». Они, словно кометы, устремились ввысь, казалось, во Вселенную, к звездам.
Шипение снарядов и водопадный шум залпов реактивных установок заглушали все. Наводчик поднялся на бруствер санитарного окопчика. Белые бинты на голове и волосы заискрились от вспышек залпов ослепительной белизной. Чуть повременив, наводчик вскинул руку. И будто этого жеста ждали
Все тронулись, все двинулись туда, вперед, на запад.
Орудия смолкли.
Катя подбежала к командиру батареи, который шел с радистом вдоль огневых позиций. Она хотела спросить, как ей быть с этим непослушным раненым наводчиком, но из наушников рации услышала знакомый голос:
— Повторяю... Говорит тринадцатый, «чертова дюжина». Тяните свои трубочки на меня. Как понял? Прием.
— Вас понял: тянуть трубки на вас, — ответил командир батареи.
Теперь Катю трудно было отвлечь от радиста. Она не видела ничего, кроме наушников рации, прислушиваясь к голосу «тринадцатого», и никакой шум не мог заглушить, спрятать от ее слуха голос «тринадцатого».
Батарея свернулась в походную колонну и начала двигаться туда, к огневому валу. Хорошо, что люди стремятся к звездам именно так, таким путем. Душа человека, о котором Катя думала, его разум представлялись ей сейчас глубже, полнее, благороднее.
И когда орудия снова развернулись и последовала команда «К бою», она спохватилась — куда девался раненый наводчик? Спросила командира батареи. Тот ответил:
— За нашего «астронома» не беспокойтесь. Его тянет к звездам. Раз пошли вперед, значит, он там будет лечить свои раны.
Вместе с орудийными расчетами, которые сопровождали пехоту огнем и колесами, Катя надеялась догнать «тринадцатого», но он все время был где-то впереди. При форсировании Десны, а затем Днепра, в боях за днепровский плацдарм она буквально шла по его свежему следу, но так ни разу и не смогла увидеть.
— Говорит «чертова дюжина». Огонь на меня. Мои координаты...
И артиллеристы открывали огонь по этим координатам. Затем в наушниках рации раздавалась брань:
— Кто там стреляет? Салаги! Стрельба по площадям — пустое дело. Принимайте цели: первая... вторая... третья...
В операции на житомирском направлении Катя отстала от него очень далеко. Он, как потом ей стало известно, захватил у немцев бронетранспортер и преследовал отходящие части противника на трофейной технике, указывал цели артиллерии, наводил нашу авиацию на скопление немецких войск, которые в районе Коростеня были отрезаны и окружены. И только там, за Коростенем, «тринадцатый» — начальник артиллерийской разведки дивизии — вышел из строя, и Катя догнала его. Он уже не мог двигаться: был без сознания от тяжелого ранения и контузии.
Доставка раненого командира в армейский госпиталь осложнялась тем, что в те дни в тылы наших войск прорвались немецкие танки. Где свои, где чужие — никто не мог как следует рассказать. И девушка, взявшая на себя, казалось, непосильную задачу — спасти умирающего человека, искала пути самостоятельно. Три дня и три ночи пробиралась она на санитарной повозке по проселкам и перелескам, благо у нее был опыт партизанской разведчицы, и она более ста километров смогла преодолеть, избегая прямых встреч с фашистами. Когда наконец добралась до Дымерского госпиталя, больной командир дышал с большими перерывами, губы посинели, глаза провалились, нога почернела. В Дымерском госпитале его не приняли, направили в Дарницу, во фронтовой хирургический, чтоб отнять ногу и тем попытаться вернуть человека к жизни.