Моя леди Джейн
Шрифт:
– Мария, – вспыхнула Бесс, – сейчас не время для политики.
Прежде чем Мария успела возразить (а судя по выражению ее лица, она собиралась сказать, что для политики всякое время подходит, а нынешнее – тем более), послышался стук в дверь.
– Войдите! – крикнул Эдуард, и в дверном проеме показался крупный орлиный нос Джона Дадли, герцога Нотумберлендского и лорда-президента Верховного Тайного Совета при особе короля.
– Ваше величество, я так и думал, что найду вас здесь, – произнес он, завидев Эдуарда. Затем его взгляд подчеркнуто торопливо скользнул по Марии и Бесс – так, словно они
– Можете и надолго, – отозвался Эдуард.
– Я бы хотел говорить с глазу на глаз, – пояснил лорд Дадли, – в зале заседаний Совета.
Эдуард встал и отряхнул панталоны. Кивнул сестрам – те ответили изысканными реверансами. Затем последовал за лордом Дадли вниз по лестнице и далее, через длинную галерею дворцовых помещений, до палаты, где его советники почти каждый день часами корпели над бумагами, управляя страной и принимая важные решения. Сам король никогда не проводил в этой комнате много времени – заходил, только когда появлялся документ, требующий его личной подписи, ну, или какое-нибудь особо важное дело нуждалось в его высоком внимании. Такое случалось нечасто.
Пропустив своего сюзерена вперед, Дадли закрыл за собой двери.
Эдуард, запыхавшись после короткой прогулки, погрузился в сиденье своего обитого особо мягким красным бархатом трона, стоявшего во главе полукруга из кресел, обычно занимаемых тридцатью членами Тайного совета. Дадли подал королю платок, и Эдуард прижал его ко рту в приступе кашля.
Отняв материю от губ, он увидел на ней розовый след.
Святое дерьмо.
Уперев взгляд в этот след, король хотел было вернуть платок Дадли, но герцог торопливо произнес:
– Пусть он останется у вашего величества, – и отошел на другой конец зала, где принялся привычным движением теребить бороду в глубокой задумчивости.
– Я полагаю, – мягко начал Дадли, – нам необходимо поговорить о том, что вы намерены предпринять.
– Предпринять? Речь идет о грудном недуге. Он неизлечим. Очевидно, что мне не остается ничего другого, кроме как умереть.
Дадли соорудил сострадательную улыбку, выглядевшую на его лице весьма ненатурально, так как улыбаться он не привык.
– Да, государь, боюсь, это правда, но смерть в конце концов ожидает всех нас. – Он продолжал поглаживать бородку. – Новость эта печальна, но мы обязаны использовать ее как можно плодотворнее. Надлежит еще многое сделать для блага королевства, прежде чем вы скончаетесь.
А, «для блага королевства». Вечное «благо королевства». Эдуард кивнул.
– Хорошо. – Он постарался придать голосу больше смелости, чем находил в себе. – Говорите, что я должен сделать.
– В первую очередь мы должны позаботиться о линии наследования. О том, кто займет трон после вас.
Эдуард вздернул брови.
– Вы хотите, чтобы я женился и произвел на свет наследника менее чем за год?
А что, это приятно. Наверняка удастся поцеловаться, соприкасаясь языками.
Дадли прочистил горло.
– Гмм… Нет, ваше величество. Для этого вы в недостаточно
Эдуард хотел было пуститься в спор, но вспомнил о розовом пятне на носовом платке и о том, как мучительно тяжело дался ему простой путь из одного конца дворца в другой. Ясно, что он не в той форме, какая нужна для обращения с женой.
– Что ж, – сказал он, – в таком случае, полагаю, престол достанется Марии.
– Нет, государь, – поспешно и резко бросил Дадли. – Мы не можем допустить, чтобы английская корона попала не в те руки.
Эдуард нахмурился.
– Но она – моя сестра. Она – старшая. Она…
– Она единосущница, – вставил Дадли. – Мария воспитана в убеждении, что всякое звериное волшебство есть зло, которого следует страшиться и уничтожать при любой возможности. Если она станет королевой, то немедленно вернет страну в Темные века. Ни одному эзианину не будет тогда покоя.
Эдуард в задумчивости откинулся на спинку трона. Герцог говорил верно. Мария не потерпит у себя эзиан (как мы уже заметили выше, она воспринимала их только с хрустящей корочкой). Кроме того, у нее нет чувства юмора, она мыслит отстало, в общем, никакой пользы в правлении точно не принесет.
– Значит, не Мария, – согласился король. – Ну, в таком случае остается Бесс. – Он покрутил на пальце кольцо с государственной печатью. – Бесс, конечно же, справится лучше Марии, и оба ее родителя были эзианами – если вы, конечно, верите тем рассказам о черной кошке. Однако я не знаю, насколько она, в свою очередь, может быть лояльна к единосущникам. Бесс хитра и скрытна. Кроме того, – произнес Эдуард, поразмыслив еще немного, – вряд ли корона может достаться женщине.
Наверное, вы заметили, что Эдуард был настроен немного сексистски. Но мы не можем, положа руку на сердце, винить его в этом, поскольку всю его недолгую жизнь он был нещадно прославляем за то только, что родился мальчиком.
Впрочем, ему нравилось думать о себе как о дальновидном короле. Он не унаследовал от отца эзианской натуры (во всяком случае, пока она не проявилсь), но она естественным образом составляла часть его семейной истории, и Эдуард с детства приучился сочувствовать делу и праву эзиан. В последнее время казалось, что взаимоотношения двух основных групп населения приближаются к точке кипения. Стали поступать сообщения о некоей тайной эзианской партии под названием «Стая», члены которой совершали набеги на церкви единосущников и грабили их. Королю доносили и о том, что последние, в свою очередь, раскрывая инкогнито врагов, отвечали насилием на насилие. И о дальнейших актах вторичного возмездия со стороны эзиан. И так далее и так далее.
Дадли был прав. Стране нужен повелитель, сочувствующий эзианам. Кто-то, кто сумеет сохранить мир.
– Итак, кого же вы наметили? – Эдуард протянул руку к боковому столику, где, согласно королевскому указу, всегда стояла тарелка свежей охлажденной ежевики. Он обожал ежевику. Ходили толки, что она обладает исцеляющей силой, так что в последнее время монарх стал есть ее еще больше. Вот и сейчас он забросил в рот ягоду.
Кадык лорда Дадли, словно поршень, двигался вверх-вниз – впервые с тех пор, как они познакомились, он, казалось, слегка нервничал.