Моя любимая заучка
Шрифт:
Он оторвал руку от стола и нежно провёл обратной стороной ладони по её щеке. Какая же у неё нежная и мягкая кожа...
Ромашова прерывисто вздохнула, вздрогнув всем телом.
— Знаешь, Ромашова. Если я ещё раз увижу его возле тебя, я сделаю так, что он будет страдать всю оставшуюся жизнь.
Громов говорил медленно, полушёпотом, а серые глаза не мигая смотрели на неё.
— Я ничего не понимаю, — жалобно протянула Лиза, — Чего ты от меня хочешь?
Громов чуть отодвинулся, отчего смог оглядеть её полностью. Каштановые кудри небрежными
— Я же тебе уже сказал. Не позволяй этому уроду трогать себя, даже просто подходить.
Громов снова придвинулся ближе, опёрся руками о стол, заключая таким образом Лизу в ловушку. И наклоняясь к её уху, вдыхая сладкий аромат пушистых волос, прошептал:
— А если позволишь, — он зарылся рукой в её волосы, прижимая голову к своему плечу, — И я увижу вас вместе, — резким движением руки дёрнул за волосы вниз, отчего у Лизы из приоткрытого рта сорвался стон, — Я уничтожу его. Потом я уничтожу и тебя.
Громов вдохнул кожу на её шее, исследуя носом каждый миллиметр, выводя круги, словно хотел впитать её запах про запас в свои лёгкие, чтобы потом достать и вдохнуть снова. Он видел, как крошечная венка пульсирует чуть ниже мочки уха. Не оставалось никаких сил, он чувствовал, что срывается.
Громов посмотрел в её лицо. Она открыла глаза и ответила чуть затуманенным взглядом, а грудь часто вздымалась, выпинывая воздух из лёгких. Бли-и-ин, да ей же нравилось…
Глядя ей прямо в глаза сверху вниз, так и не отпуская волосы, он хрипло произнёс:
— Если ты не остановишь меня сейчас, то не остановишь уже никогда.
Глава 32
— Если ты не остановишь меня сейчас, то не остановишь уже никогда.
И впился в её губы так страстно, будто в последний раз. Язык легко проник в её горячий рот, плавно соприкасаясь с языком. Он отправил ей свой стон, а она его вернула. И он поймал. В голове подожгли канистру с горючим, и она взорвалась, раскидывая ошмётки с острыми краями по всему телу, они впивались острыми краями и резали вены, резали всё, до чего могли прикаснуться.
Она подалась навстречу, он почувствовал, как хрупкие девичьи руки обвились вокруг шеи, округлые формы груди тесно прижались к его торсу, отчего захотелось разорвать на ней всю одежду и сжечь.
Громов подхватил её на руки, не отрываясь от жадно отвечающего на его поцелуи влажного рта Ромашовой, и повалил на диван.
Двое задышали в унисон, оторвавшись друг от друга. Большие карие глаза смотрели в его серые с мольбой, отчего частички атомов вокруг закружились с космической скоростью, а её желание можно было потрогать рукой, словно струны гитары, которые совершенно точно издали бы такой звук, какой ему
И вмиг соединились губами снова, жадно поглощая друг друга, словно изголодавшиеся хищники. Словно и не было до этого ничего, преград, предрассудков, взаимной ненависти. И не было сомнений в том, что они хотели одного и того же. И уже довольно давно.
Этот миг принадлежал лишь им двоим.
Не отрываясь от таких желанных сладких губ Ромашовой, руки начали расстёгивать пуговицы на её рубашке, ладонь скользнула по плоскому, горячему животу вверх, пробираясь сквозь тонкую ткань бюстгальтера. Легко отодвинув лифчик, пальцы нащупали верхушку груди, и он нежно, но крепко сжал сосок между пальцев.
Издав хриплый стон, Громов опустился ниже, касаясь бугорка языком, отчего тот вмиг затвердел. Он водил языком вверх и вниз, размазывая по ореолу соска свою слюну, отчего хлюпающий звук коснулся слуха.
— Громов…
Лиза застонала и выгнулась навстречу ему, а Максим зарычал, продолжая терзать девичью грудь.
Оторвался от одной и примкнул губами к другой, а рука опустилась на её ногу, пробираясь пальцами по бархатной коже вверх, задерживаясь на секунды лишь для того, чтобы сжать каждый миллиметр нежного тела.
Пальцы коснулись внутренней стороны её бедра и лишь на миг замешкались, словно раздумывая, стоит ли переходить эту тонкую грань. Коснулись влажной ткани, и от понимания того, что это ради него она так сильно намокла, в паху напряжение достигло своего пика, грозясь прорваться сквозь ширинку на брюках.
Отодвинув ткань трусиков, он медленно провел пальцем от влагалища, подхватывая влагу и промазывая её между половых губ, к клитору. А пальцы тонули в её желании. Ромашова вцепилась в него, царапая ногтями кожу, тело приподнималось навстречу, словно умоляя его не останавливаться.
Он надавил на пульсирующую упругую точку. Вот так. Продолжать.
Жаркие волны окутывали горячим одеялом и дурманили сознание.
Громов начал выводить плавные круги пальцем, а ртом продолжал лизать твёрдый набухший сосок.
Ромашова застонала в полный голос, а её руки до боли царапали кожу на голове, но боль смешивалась с безумным желанием, и его накрывало. Уносило в даль и разбивало о камни. Но ему было бесконечно мало. Он ускорил темп, продолжая нежно двигать пальцем, и почувствовал, как она напряглась всем телом.
Хорошая девочка. Не сбавляя темп, он оторвался от соска и нежно коснулся губами оголённого участка кожи на шее.
Ромашова вытянулась, как струна, и застонала так сладко, а тело содрогнулось. И он понял, что больше просто не может терпеть.
Волны дрожи прошли по её телу, и она глубоко задышала, а между ног стало настолько мокро, что невыносимо заболело в паху.
— Ты не остановила меня, и теперь уже поздно, — прошептал ей в ухо Максим, расстёгивая ремень на брюках, и звук открывающейся застёжки пронёсся по кабинету, разгоняя стоны и тяжёлое дыхание двух умирающих от страсти человек.