Моя любовь – в ваш почтовый ящик…
Шрифт:
Со славой это понятно. А что с одиночеством? Страдала ли она от него? Возможно. Может, это и стало причиной ее тоски, о которой она не раз говорила. («Нет болезни мучительнее тоски!») Не жалуясь, а именно проговариваясь невзначай.
Но, думаю, относилась к одиночеству философски, со свойственной мудрой женщине терпимостью. И даже создавала некие обоснования его необходимости. Например, как вам такое: «Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества». Не думаю, что многие педагоги согласятся с данным тезисом Раневской. Юмора или сарказма тоже как-то не просматривается.
И все-таки… Одиночество в толпе, социальное – это еще можно понять. Таланту трудно найти себя в толпе бездарностей. Но вот семья…
Сейчас можно услышать: «Ну, мол, не красавица же!» Мол, как можно с такими внешними данными надеяться на удачу в супружестве? Крайне спорный тезис. Базируется на том факте, что все известные кинороли Раневской достались ей уже далеко не в юном возрасте. Согласен, мачеха Золушки особых эротических симпатий не вызывает… (Это вообще ее бич, к которому, впрочем, сама Актриса относилась сдержанно-философски: «Старая харя не стала моей трагедией – в двадцать два года я уже гримировалась старухой… и привыкла, и полюбила старух моих в ролях».)
Но по воспоминаниям современников в молодые годы Раневская была хороша собой. Вот оценка одного из критиков: «Очаровательная жгучая брюнетка, одета роскошно и ярко, тонкая фигурка…» Да и творческое амплуа у Раневской той поры звучало соответствующе – «героиня-кокетт». Для не особо сведущих в нюансах театральных терминов: так называли соперницу главной героини, традиционно скромной красавицы и умницы, положительной во всех отношениях. Ее визави конечно же должна являть собой воплощенные хитрость и коварство… но и не меньшую красоту, привлекательность. А лучше превосходить «правильную» героиню в яркости подачи себя, скажем, в броской фееричности… А иначе, где интрига? Как заставить главного героя – красавца без страха и упрека – обратить на себя внимание?
Но настоящий герой Раневской, если и возникал, то как-то не оттуда… и явно как-то не туда. И приносил лишь горечь разочарования.
То первое в жизни свидание омрачила коварная, но более удачливая соперница (при полном попустительстве и даже форменном свинстве «героя»): «Придя на свидание, я застала на указанном месте девочку, которая попросила меня удалиться, так как я уселась на скамью, где свидание у нее. Вскоре появился и герой, нисколько не смутившийся при виде нас обеих. (…) Каждая из нас долго отстаивала свои права. Потом герой и соперница пошептались. После чего соперница подняла с земли несколько увесистых камней и стала в меня их кидать. Я заплакала и покинула поле боя…»
Иногда очередной «герой» и сам оказывался еще тем наглым хряком! Не знаешь, плакать или смеяться после такого горестного рассказа Фаины Раневской: «… мне девятнадцать, поступила я в провинциальную труппу – сразу же и влюбилась. Уж такой красавец был! (…)… однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: „Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов“. Я (…) вина накупила, еды всякой, оделась, накрасилась – жду сижу. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит… Пьяный и с бабой! „Деточка, – говорит, – погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!“ С тех пор не то что влюбляться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!»
А
А в конце концов наступило неизбежное. И ветры безжалостного времени просто начисто выдули из потенциального «героя» все его геройство. «Сегодня встретила „первую любовь“. Шамкает вставными челюстями, а какая это была прелесть. Мы оба стеснялись нашей старости», – напишет Раневская, и даже читателю станет неловко (и даже больно) от живописуемой в горьких строках ситуации…
Когда выдается классическое повествование о славном жизненном пути заслуженного «имярек», принято начинать с формальной биографии. Ну, традиция такая, что поделаешь? Может, психоаналитикам такой подход и кажется необходимым?… Возможно, и биографам-любителям из библиотечных коллекторов, такой удобный штамп тоже на руку.
Хотя трудно представить, что именно детские переживания и всякого рода комплексы так уж непререкаемо, железобетонно довлеют над всей будущей жизнью. Как вариант – могут определять отдельные моменты, добавлять некоторые оттенки в пеструю жизненную палитру, оттенять обертонами насыщенную симфонию судьбы.
Но густо закрашивать грядущее какой-либо одной доминантной краской? Едва ли… И все же, пусть и с некоторым опозданием, но последуем выверенному рецепту, рассмотрев сухую биографическую хронику.
Известная актриса театра и кино, автор популярных афоризмов и мемуаров Фаина Георгиевна Раневская родилась в провинциальном Таганроге в позапрошлом веке (1896 год). При рождении имела совсем другое «ФИО»: Фанни Гиршевна Фельдман. С началом актерской карьеры сменила «сразу все» на более привычное для слуха. Почему? Вопрос риторический.
Тут разве что к месту привести пример ее коллеги по комическому жанру – актера Семена Фарады. Тот в метрике изначально записывался как «Семен Львович Фердман». Ну, а дальше сухая цитата из вездесущей «Википедии»: «В 1971 году в титрах фильма „Вперед, гвардейцы!“, где Семен сыграл роль пионервожатого, решено было поменять „неблагозвучную“, по мнению руководства картины, фамилию „Фердман“ на псевдоним „Фарада“. Позже он официально сменил свою настоящую фамилию в гражданском паспорте и в других личных документах на фамилию Фарада».
Можно долго обсуждать, что же есть такое это «благозвучие – неблагозвучие», но факт остается фактом: многие деятели искусства обрели прописку в анналах истории исключительно под литературными или артистическими псевдонимами, заменившими реальные родовые фамилии.
Дальше снова википедийная цитата: «На момент рождения Фаины ее отец, почетный член Ведомства учреждений Императрицы Марии, был владельцем фабрики сухих и масляных красок, нескольких домов, магазина строительных материалов и парохода „Святой Николай“». Можно добавить: «купец Первой гильдии, крупный мануфактурщик, староста Таганрогской хоральной синагоги, основатель приюта для престарелых евреев…» и прочая, и прочая, и прочая…