Моя любовь – в ваш почтовый ящик…
Шрифт:
Знаменитый драматург Виктор Розов похвастался: мол, жаль не присутствовали на премьере моей последней пьесы. И добавил картинно: «Люди у касс устроили форменное побоище!»
«И как? Удалось им получить деньги обратно?» – тут же отозвалась Раневская, немало не заботясь о чужом творческом самолюбии (а им в той или иной степени поражены все деятели искусства!), которое своей «невинной» шуткой она буквально втоптала в асфальт.
Зная, что Раневская не склонна к экивокам и будничной дипломатичности, коллеги побаивались общения с ней – никому не хотелось стать антигероем свежих театральных анекдотов. Зная, что
Думаю, многие (обстоятельно поразмышляв!) начинали откровенно избегать столь опасную собеседницу. Ну, а как еще, если той претит политес, да к тому же она еще может в любой момент внезапно начать резать правду-матку?!
Думаю, здесь достаточно всего одной, но наглядной иллюстрации. Ответственный работник советской литературы, поэт и функционер, на бегу поздоровавшись в Доме актера, чисто формально поинтересовался свысока: как, мол, ваши дела, Фаина Георгиевна? Бедный… Привык ведь к дежурному «хорошо» или «ничего»! (Сейчас, порой, сразу спрашивают «А как ваше „ничего“?», подчеркивая, что другой ответ как-то и не особо ожидается).
Реакция Раневской – как всегда непредсказуемая! – соответствующая: проучить формалиста. Могла, по обыкновению просто послать в задницу. Но в этот раз устроила мини-спектакль. Вцепилась в «неравнодушного» и, не отпуская, стала картинно благодарить: «Очень хорошо, что вы спросили. Хоть кому-то интересно, как я живу! Давайте отойдем в сторонку, и я вам с удовольствием обо всем расскажу… Я вас задержу ненадолго: минут сорок, не больше!» Визави что есть сил вырываться: мол, на заседание опаздываю, нет времени… А затем спасается бегством. «Зачем же тогда спрашивать, как я живу?!» – назидательно прокричала ему вслед Раневская своим фирменным баском.
Резонно… И главное, окружающие, невольные свидетели поистине театральной сцены, услышали! А ответственный литсотрудник, уверен, стал с этого дня обходить Раневскую стороной.
Сейчас, когда из жизни ушли уже практически все современники Фаины Раневской, можно встретить предположения-утверждения о «желчной, злой на весь свет старухе». Думаю, это далеко от истины. Если вчитаться в ее строки: «Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера!» – то понимаешь, что подобные обвинения, как минимум, не до конца убедительны.
Хорошо, соглашусь, возможно, что бывала и злой… наплывами. Будучи оскорбленной – не лично, а именно в лучших чувствах и чаяниях – она… вполне могла быть именно злой!
Хотя и это объяснимо. Когда читаешь: «В театр хожу, как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие, ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!» – то понимаешь, что дошедшие до нас остроты Раневской – это всего лишь малая капля негодования
«Главное в том, чтоб себя сдерживать (…) С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней», – нещадно бичевала себя Актриса в сохранившихся записях. Сдерживалась, терпела, а саркастические замечания выдавала, только когда плотину прорывало. Но если это случалось – мало никому уже не казалось. Доставалось всем. В том числе и начальству…
Как тут опять не вспомнить Юрия Завадского, многолетнего руководителя, по должности выполнявшего и роль театрального наставника? Отдельная тема в жизни Фаины Раневской. Вечный оппонент – и не только в художественном плане, – которого Актриса не раз метко прикладывала в своих язвительных репликах. Увы, нынешнее молодое поколение знает Завадского исключительно как объект насмешек Раневской. Тиран, мол, заадминистрировавшийся!
Творчески несостоятельный, можно сказать импотент в художественном плане! Ну, а как можно проинтерпретировать ставший широко известным эпизод из будничных репетиций театра, в труппе которого играла Раневская?
Дословно: «Однажды Юрий Завадский крикнул в запале Раневской: „Вы своей игрой сожрали весь мой режиссерский замысел!“ „То-то у меня ощущение, что я наелась дерьма!“ – парировала Великая старуха». Симпатии стороннего наблюдателя явно будут на стороне Раневской. Завадский предстает этаким беспробудным бездарем, который просто завидует таланту.
Но тут не все так просто, как кажется на первый взгляд. В своих бойких шутках Фаина Георгиевна широко, даже размашисто, применяла гиперболу, сгущала краски… и от души окатывала своих визави из ушата остроумия. Не факт, что от злости, скорее, просто от особого (наперекор!) восприятия мира. Или из идейных соображений. Или из бескорыстной любви к меткому, острому слову… Даже нет смысла гадать. Хотя народная пословица «Ради красного словца – не пожалею и отца» родилась отнюдь не случайно!
Юрий Александрович Завадский. Известный актер и любимец женщин. По воспоминаниям современников (особенно современниц): был просто необычайно хорош собой. В знаменитой постановке Вахтангова «Принцесса Турандот» он неизменно играл красавчика Калафа. По утверждению многих коллег – сердцеед, окруженный толпами восторженных воздыхательниц. Знатоки театральных нравов Москвы того времени рассказывали, что у дверей его квартиры спозаранку разворачивались нешуточные баталии: дежурившие в подъезде поклонницы спорили, кто первым предложит «Юрочке» только что купленные свежие булочки к утреннему чаю…
Марина Цветаева посвятила Завадскому целый цикл стихов «Комедьянт». Да и в женах у него последовательно ходили первые красавицы Советского Союза: прославленная актриса Вера Марецкая, непревзойденная балерина Галина Уланова…
Как театральный режиссер стал известен в столице с 1924 года – в тот момент Раневская еще заканчивала свои выступления в небольшом «Передвижном Первом советском театре» и готовилась к перебазированию в Баку, в местный «Рабочий театр».
Да, не похож как-то яркий образ театрального баловня судьбы на скучного администратора, лишь по воле случая дорвавшегося порулить театром.