Моя мать Марлен Дитрих. Том 2
Шрифт:
Сарказма моя мать не одобряла никогда. Сама мысль о том, что кто-нибудь осмелится над ней потешаться, казалась ей настолько устрашающей и гнусной, что она гнала ее прочь. Даже в душе она не допускала подобной возможности. Последние слова в разговоре, ясное дело, были за ней:
— Видишь! Я не сплю, у меня бессонница, а я все равно дисциплинированнее тебя. Ты проиграл мне пари.
После чего трубка была брошена.
Неподалеку от Монтрё, прямо под тем местом, где Ноэл устроил свой швейцарский дом, открылась знаменитая на весь свет клиника некоего врача, создателя теории живых клеток. И хотя врач похвалялся, будто изобрел множество лекарств от обычных человеческих хворей, мировую славу его методу лечения
Слабеет память?
Кожа становится дряблой?
Скрипят кости?
Имеются трудности с либидо?
После ряда коротких собеседований и инструктажа пациент отправлялся обратно к себе в уютную комнату и, сидя у двустворчатого окна, доходящего до полу, задумчиво созерцал кудрявых беременных овечек, спокойно пасущихся на изумрудно-зеленых лугах. Четверг был днем забоя животных. Мохнатых, шерстистых овец взрезали и вынимали из них эмбрионы, зародыши, — в зародышах содержался могучий запас неиспользованных клеток. Чуть-чуть свежайшего мозга для памяти. Половина чайной ложки костных клеток — для вышеназванных скрипящих сочленений. Кусочек печени нерожденного ягненка, чтобы ее клетки оздоровили пораженный токсикозом тот же орган взрослого человека. Немножко того, немножко сего… Потом все это добро закладывали в миксер и взбивали до тех пор, пока оно не превращалось в однородную массу ржавого цвета, цвета солода. На следующей стадии полученным веществом заполняли громадный шприц, и уникальный эликсир вгонялся в уповающие на несбыточное и жадно ждущие эликсира зады богатых и на все готовых.
Я с насмешливым презрением относилась к самой этой концепции, но мать моя подвергалась прославленному «клеточному» лечению целых четыре раза. В различное время. Право же, зная, через что ей пришлось впоследствии пройти, какие муки она оказалась способной вынести под конец жизни, я часто задаюсь вопросом: неужели этот омерзительный внутримышечный коктейль не имел никакого отношения к ее поразительной выносливости? Неужели не он помог ей остаться мужественной? Та невероятная сила духа, которую она проявила, просто не могла быть результатом одних только прусских генов!
Остаток 1963 года Дитрих путешествовала по Соединенным Штатам, в частности, выступала с концертами в Вашингтоне, округ Колумбия, где нанесла визит милому и обаятельному сыну своего стародавнего возлюбленного, посла Кеннеди.
Сентябрь, 6, 1963.
Премьера в Вашингтоне.
Все распродано.
Сентябрь, 9.
Женский пресс-клуб. Уолтон пьет.
Визит к Гарриману.
Сентябрь, 10.
Ланч с Уолтоном в Белом доме.
Сенатор Пелл.
Белый дом.
20 минут видела Джека.
Билеты на шоу распроданы.
Сентябрь, 11.
Ланч с Бобби у Билла Уолтона.
Шлезинджер, Бакли («Ньюсуик» и миссис Б. Кеннеди).
Написала письмо Папе Кеннеди.
Белый дом. Джек. Питье.
Еврейское
Евреи не в первый раз вмешиваются в мою жизнь.
Концерт в 10.30. Заказано 250.
Перед отъездом в Европу мы сдали свой нью-йоркский дом. Мой муж, будучи по делам в Нью-Йорке, остановился поэтому в квартире Дитрих. Он был там и в тот день, когда она вернулась из Вашингтона. Она вошла, увидела его, полезла, не раздеваясь, в свой огромный черный саквояж из крокодиловой кожи, вытащила оттуда розовые трусики и с ликующим криком сунула ему под нос:
— Понюхай. Это он! Президент Соединенных Штатов! Он… Он был… изумителен!
Мой муж переехал в отель.
Мы обосновались в Лондоне, где должны были пойти в школу наши младшие сыновья. Чтобы быть поближе к нам, моя мать переехала в Париж и сняла квартиру напротив Площади Афин.
В октябре шестьдесят четвертого скончались двое французских друзей Дитрих. Одному она была любовником, другому — «приятелем» на протяжении всей своей сознательной жизни. У обоих взяла по нескольку ценных уроков; знания, которыми они ее наградили, немало поспособствовали ее актерской карьере. Эдит Пиаф подарила моей матери свою песню «Жизнь в розовом свете» и обучила ее тонкому искусству экономии сценических жестов. Жан Кокто преподал ей искусство преувеличения, необходимое актеру, чтобы достичь максимального драматического эффекта на большой сцене. Моя мать оплакивала Пиаф с такой же неизбывной скорбью, с какой новобрачный оплакивает свою юную жену. Великим утешением для нее явилось одно трогательное обстоятельство: бедный «Воробышек» лежал в гробу с тем самым золотым крестиком на шее, который она подарила ему в день свадьбы. Дань восхищения, принесенная ей Кокто, тем более ощутимая, что была принесена публично, хранилась у Дитрих давно. Теперь она взяла этот текст, написанный много лет назад, в рамку вместе с фотографией Кокто и повесила их поблизости от портрета Хемингуэя.
Она приехала в Лондон на торжественное празднование годовщины известной битвы при Эль-Аламейне. В колоссальном «Альберт-холле» яблоку негде было упасть; немало популярных актеров согласились принять участие в празднике по случаю великой победы британцев над «Лисом пустыни», могучим, неодолимым прежде генералом Роммелем. Я нарядила свою мать в фантастическое, плотно облегающее фигуру золотое платье, провела по всем катакомбам этого бастиона викторианской культуры и вывела на огромный помост.
Она стояла в узком луче света, точно блистающий меч, ярко отражающий солнце. Женщина, сделанная из Экскалибура [35] ! Взмах дирижерской палочки, зазвучала «Лили Марлен» — и гигантский концертный зал с высоким куполом мгновенно затих, замер в едином порыве любви и благоговения; благоговение и любовь, точно живые существа, парили в безмолвии. Зал был полон ветеранов той страшной войны в песках, и они воспринимали певицу, как товарища, как соратника. Она была воистину потрясающа в тот вечер и знала это. Но сердилась, оттого что мы забыли ее ордена.
35
Меч короля Артура, обладающий сверхъестественной силой.
— Сегодня я наконец могла бы надеть их. Все до единого!
В ноябре моя мать снова прибыла в Лондон; ее пригласили участвовать в представлении по королевскому указу. В качестве служанки, что всегда под рукой, я одевала ее и ездила с ней на репетиции. В представлении должны были участвовать многие знаменитости — театральные, эстрадные. Они тоже исправно являлись на прослушивания и просмотры.
Однажды мы с матерью стояли за кулисами, дожидаясь, пока настанет наш черед репетировать.