Моя мятежница
Шрифт:
Я пристально смотрю на него, пытаясь понять, чего он хочет.
– Что происходит?
Он закатывает глаза.
– На чем, черт возьми, ты так зациклился?
Наверное, со всем этим дерьмом, гонгом стучащим в голове, меня намного проще уличить в рассеянности, чем казалось.
– Ерунда.
Друг усмехается.
– Ладно. Оставайся мудаком.
Это заставляет меня угрюмо хохотнуть.
– Хорошо. Я расскажу. Но давай закажем еды.
Мэдден соглашается и достает свой телефон. Мы выбираем вьетнамскую еду и оформляем
– Дело в Иден.
Его брови взлетают.
– Да?
Я киваю.
– Я говорил тебе, что знаю ее по колледжу. И да, у нас есть история.
Он щелкает пальцами.
– Я знал, что это нечто большее, чем просто знакомство.
«Сукин сын». Я помню тот день в спортзале, когда он выпытывал у меня подробности.
– И мы снова начали встречаться, – медленно произношу я. – Вне работы.
Мэдден делает еще глоток пива и ждет, что я продолжу.
– Итак, что за история?
– Честно говоря, не знаю. Думаю, все вышло случайно. Она очень серьезно относится к своей карьере.
Он кивает.
– Разве она не из богатой семьи? Типа миллиардеров?
Я пожимаю плечами и откидываюсь на спинку дивана.
– Не знаю. Полагаю, да. Ну, то есть у них во владении долбанная команда НХЛ и все такое.
Я правда не представляю состояния семьи Виннов, да мне это и не нужно. Их деньги меня не волнуют.
– Да, они богаты. А какое это имеет значение?
Мэдден встречается со мной взглядом. Я мысленно готовлюсь к тому, что он скажет: «Такая девушка, как Иден Винн, никогда бы не запала на такого парня, как ты». Крепче сжимаю бутылку в руке.
Но Мэдден лишь пожимает плечами.
– Это круто, но ты прав. Полагаю, это не имеет никакого значения. Если между вами что-то есть, дерзай.
Друг делает еще один неторопливый глоток, тогда как его слова скачут в моей голове, словно шарик пинбола. Как будто это так просто. Самая простая в мире вещь – нам с Иден быть вместе.
В моей жизни не было ничего легкого, и я не жду, что будет легко сейчас. И все же в груди мягко тлеет нечто, огонек надежды, который невозможно погасить.
– Мам? – зову я, приоткрывая незапертую дверь.
– Я тут, – отвечает она откуда-то из глубины квартиры.
Я захожу внутрь, в руках два пакета с едой. Прошло несколько недель с тех пор, как я видел ее в последний раз, и меня начало одолевать чувство вины. Я не особо жаждал приходить сюда сегодня, но изнутри меня снедало желание быть хорошим сыном, и вот я здесь… Сын года.
Я нахожу маму на кухне, она раскрашивает что-то в блокноте.
– Привет, – говорю я, ставя пакеты с продуктами на стол. – Принес тебе немного бананов. Суп. Хлеб, который ты любишь. Все самое основное.
– Спасибо, детка. – Она поднимает на меня взгляд и улыбается.
Мама выглядит хорошо: нет
– Что это? – спрашиваю я, сбитый с толку, глядя, как она берет со стола желтый карандаш.
– Это раскраска для взрослых. – Она улыбается, и, должно быть, мои брови взлетают вверх, потому что она тут же смеется. – Подарок от моего консультанта по наркологии.
– О. – Я прячу руки в карманы.
– Иди сюда. Я покажу. – Она похлопывает по стулу рядом с собой.
Вздохнув, я присоединяюсь к ней за кухонным столом. С этой выгодной точки я вижу, что она раскрашивает. Это сценка на ферме: с холмами и сараем на переднем плане. Мама протягивает мне цветной карандаш, что-то между серым и коричневым.
– Можешь раскрасить вот эту тачку. – Она кивает на лист.
Я повинуюсь, нанося цвет под наблюдением мамы. Это так странно.
– Как дела с тех пор, как ты вернулась? – спрашиваю я.
Мама улыбается, раскрашивая все нарциссы на холме в яркий, солнечно-желтый цвет.
– Просто отлично. Лучше, чем отлично. А у тебя? Все еще работаешь у Иден?
Я знаю, лучше не верить в то, что мама будто бы избавилась от своей зависимости, но я приветствую любые хорошие новости. Пусть даже сейчас она пытается сменить тему.
Медлю, не зная, насколько подробно стоит рассказывать.
– Э, да.
Мама прекращает раскрашивать, чтобы оценивающе взглянуть на меня.
– Ты взял и влюбился в нее, да?
Я сглатываю и заканчиваю раскрашивать тачку.
– Мы начали проводить время вместе вне работы.
Мама издает горловой звук, затем берет розовый карандаш и подкрашивает поросенка.
– Ну, скажи уже, – резко говорю я. – Что бы ты ни думала, просто скажи.
Она приподнимает плечо и смотрит на меня с сочувствием.
– Я беспокоюсь о тебе, вот и все. Такие девушки, как Иден, они… другие, Холт. Отличаются от нас с тобой.
Пока я перевариваю ее слова, понимаю, что и раньше где-то глубоко внутри соглашался с ней. Верил в ложь, которую повторял себе: мы с Иден настолько разные, что у нас ничего не получится. Но теперь я точно знаю. Если нас что-то и сдерживает, то не наше финансовое положение и не сравнение количества нулей на ее и моем банковском счете.
– В том-то и дело, мам. Иден все равно, есть ли у меня деньги. Она и глазом не моргнула при виде моего комковатого матраса или крошек в кружке, в которой я завариваю ей кофе.
Мама на мгновение замирает и перестает раскрашивать, взглянув на меня.
Поднимаясь на ноги, я продолжаю.
– Я влюбляюсь в Иден, и думаю, она чувствует ко мне то же. Если ты не можешь смириться с тем, что два человека могут быть небезразличны друг другу и чертовы деньги не имеют к этому никакого отношения, тогда я не стану сидеть тут и выслушивать нотации по этому поводу.