Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя
Шрифт:
— Пока, сибирячки, заезжайте в любое время, отоварим в лучшем виде.
И добавила восхищённо:
— Вот это молодцы!
По тому, какими восторженными взглядами провожали нас редкие в тот час покупатели, мы поняли, что наша «тайна» стала всеобщим достоянием, видимо, благодаря кассирше.
Но на этом мои мучения не кончились. Домой коробку я везти не мог, мама меня бы не поняла, поэтому пришлось ехать на вокзал и сдавать её в камеру хранения. Принимающий багаж мужик поинтересовался содержимым коробки — её размеры явно не соответствовали весу. Я промолчал, но когда утром забирал коробку, по его улыбке и восхищённому взгляду его напарника понял: и эти знают…
Когда мне в голову только пришла идея командировки, мои сослуживцы улыбались. Когда составляли списки — улыбались застенчиво, когда я уезжал — с иронией. Когда же я вернулся — улыбались радостно, а вот когда этот дефицитный товар распределял — с надеждой
Даже комэск, который перед моей командировкой заявил, что не занимается этой «ерундой», после моего возвращения попросил пару лишних экземпляров. Но я был неумолим:
— Дефицит идёт строго по списку. Тем более вы сказали, что эти изделия вам уже не нужны.
— Да это для родственников, — начал оправдываться он, мужественно перенеся мой удар ниже пояса. — А дефицит погасишь за счёт собственных средств.
Конечно, все мы смеялись от души. Когда подобный дефицит распределяется волевым решением, то сексом занимаются даже импотенты.
Как бы там ни было, но когда через неделю после этого «распределения» я приехал на побывку из лагеря, по благодарным взглядам женщин понял: как мало нужно человеку, чтобы он почувствовал себя счастливым. Так что с полным основанием я могу констатировать: моя поездка удалась на все сто процентов. Но вернёмся к основному повествованию. Получив наконец приказ на увольнение, я пришёл к ребятам и сказал им, что наконец-то всё решилось и я уезжаю. С одной стороны, все за меня радовались, с другой — нам было грустно. Мы в эскадрилье жили очень дружно, я в компаниях часто был заводилой, всем нравилось, что у меня было чувство юмора, и многие наши вечеринки были очень весёлыми. И вот в последний вечер собрались две эскадрильи, они меня провожали. Впереди был технический день. Я закупил два ящика водки, в складчину мы купили закуску. Происходило это ранней весной, и на столе у нас были молодая редиска, лучок, свежие огурчики, капуста, солёные огурцы. Кроме того, никто не пошёл на ужин, а всю еду принесли из пищеблока на наш стол. Был чудесный, очень тёплый вечер. И ребята попросили меня напоследок в лицах изобразить наших командиров и наиболее пикантные случаи из нашей армейской жизни. Я от хорошего настроения и выпитого был в ударе. Никто не обижался, многие, узнавая себя, искренне хохотали.
На следующее утро все пошли на технический день, а я, собрав вещи, поехал в Тамбов на центральную базу, чтобы оформить своё увольнение из рядов Вооружённых Сил. Надо сказать, что как только я получил этот приказ, я сразу переоделся в гражданскую форму и больше её не снимал. И увольнялся я в запас тоже в гражданской одежде. Никто мне замечаний не делал, понимая, что в случае каких-то осложнений увольнение может затянуться, но отменить его нельзя. Я чувствовал себя уже вольным человеком.
Единственная заминка вышла со сдачей табельного оружия. Оружие мне выдавали в училище, потом с этим же оружием меня зачислили в полк. Но когда я хотел сдать его в полку, мне сказали, что сдать я его должен по месту выдачи, то есть в училище. А в училище мне сказали, что оружие я должен сдать в полку. И где-то двое с половиной суток я с пистолетом и шестнадцатью патронами мотался из Тамбова в Кирсанов и обратно. Тогда с выдачей оружия дело обстояло очень сурово, каждый патрон был на строгом счету, и оружие нам давали только тогда, когда мы заступали в наряд. Столь же суровой была и процедура сдачи оружия. И вот такое вольное обращение с оружием и перемещение с ним, тем более уже гражданского лица, не при исполнении служебных обязанностей караульной службы, было событием из ряда вон выходящим. Это сейчас на оружие можно получить лицензию, более свободно сейчас и с получением наградного оружия, а тогда с этим дело обстояло чрезвычайно строго.
39. СПАСИБО, МАМА!
Когда я приехал домой и переступил порог дома, мама меня обняла, заплакала и спросила:
— Сынок, что теперь будет?
— Мама, всё будет нормально.
Мама была несказанно рада, что я снова дома, снова с ней, но полное неизвестности моё будущее её очень тревожило. Потом, спустя годы, мама как-то решила со мной поговорить. Она уже болела, я понимал, что во многом причина её болезни — я, потому что я был её единственным ребёнком и доставлял ей много огорчений, она всё время за меня переживала и волновалась. Каждый день она со страхом ждала: вернусь я из полёта или нет. Зная, скольких друзей я похоронил и как часто они погибали, она не могла отвлечься от этих мыслей. И хотя к этому времени у неё уже были внуки, меньше за меня она переживать не стала.
И вот она вызвала меня на разговор и горько проговорила:
— Сынок, сколько же ты меня обманывал! Ты всю жизнь меня обманывал.
— Да, мама, я тебя обманывал, но я не мог поступать иначе… Это — моя мечта. Прости меня за всё.
— Я была бы самой счастливой женщиной,
Помолчав немного, она добавила:
— Хотя уважать тебя как мужчину я стала бы, наверное, поменьше.
Вот этот ночной разговор с мамой запомнился мне на всю жизнь. Когда мамы не стало, я очень часто вспоминал его. Всем, чего я достиг, я в первую очередь обязан, конечно, своей маме. Она не только родила и воспитала меня, но и помогала мне в самые тяжёлые и ответственные периоды моей жизни. Часто говорят, что моя судьба сложилась счастливо. Я с этим согласен, но большую тяжесть моей жизни взяла на свои плечи мама, жизнь которой была трудной. Мне в работе и вообще в жизни помогали очень многие люди, но больше всего я обязан именно маме. Светлая ей память.
40. РОБИН ГУД ИЗ ЖУКОВСКОГО
Я всегда был крепким парнем, много занимался спортом, в том числе и самбо, к тому же был не робкого десятка и не раз выяснял отношения с уличной шпаной при помощи кулаков. Поэтому частенько попадал в разные экстремальные ситуации из-за своего характера, особенно по молодости. Я не выносил хамства и несправедливости не только по отношению к себе, но и по отношению к совершенно посторонним людям, а потому считал своим долгом вступиться за любого, кого при мне обижали. С возрастом я понял всю тщетность своих робингудовских замашек, но очень долго я свято верил, что если каждый настоящий мужчина, так же, как и я, заряженный на справедливость, будет давать отпор хамам, в стране наступит порядок.
Энергии у меня было много, храбростью Бог не обидел, и порой я сам выступал инициатором наведения общественного порядка. Если я становился свидетелем проявления хамства, то без лишних разговоров вступал в конфликт и старался восстановить справедливость. Правда, мне тоже доставалось, потому что Нередко противник меня превосходил численно. Поэтому периодически я ходил то с фонарём под глазом, то с разбитой губой, ну а про ушибы и ссадины и говорить не приходится.
Но по мере того как я становился старше, мне приходилось уже общаться с достаточно солидными людьми — конструкторами, директорами крупных предприятий, известными лётчиками. И в таком виде появляться перед ними было уже неприлично. Они бы меня просто не поняли. Поэтому мне пришлось постепенно свой бойцовский характер обуздать, хотя сделать это было нелегко.
А после одного случая я вообще решил с уличными драками покончить.
К тому времени, о котором я рассказываю, я уже окончил Школу лётчиков-испытателей и работал на фирме Микояна. Жил я с семьёй в Жуковском и каждый вечер на машине возвращался домой. В один из таких зимних вечеров, когда рано темнеет, я поставил машину в гараж и пошёл к своему дому. Впереди меня шла симпатичная девушка, которая жила в нашем подъезде, а следом за ней увязалась компания из четырёх парней лет по семнадцать, которые начали к ней приставать. Время было не позднее, около семи вечера, народу на улице хватало, но парней это не смущало. Да и желающих заступиться за девушку что-то было не видно.
Естественно, пришлось в ситуацию вмешаться мне. Я их вежливо попросил отстать от девушки. Они на меня и внимания вроде бы не обратили, но когда мы почти дошли до дома, вдруг резко развернулись и пошли на меня, выкрикивая угрозы. Девушка благополучно скрылась в подъезде, а я остался один на один с этим хулиганьём. И хотя их было четверо, я первым ринулся в атаку.
Как в хорошем боевике, первого я завалил ударом в челюсть с правой руки, второго — с левой, третьему я сделал подсечку, а четвёртый подбежал ко мне сзади и, когда я резко обернулся, двинул меня по губе. И тут же бросился наутёк. Я, естественно, побежал за ним. Парень оказался лёгким на ногу, к тому же было скользко, и расстояние между нами увеличивалось. Я понял, что нужно сделать рывок, иначе мне его не догнать. Я рванул изо всех сил, и в этот момент он упал и вдруг громко заорал: «Спасите! Убивают!» Я попробовал его поднять, но он продолжал валяться на земле и вопить. И вдруг так же неожиданно замолчал, резво поднялся на ноги и опять пошёл на меня. Я подивился столь резким изменениям в его поведении, но, обернувшись, увидел, что меня окружает толпа подростков, их было человек пятнадцать, вооружённых кто клюшками, кто палками. Мягко говоря, ситуация становилась для меня не самой благоприятной. А происходило это всё, между прочим, в двух шагах от жилого дома, народ всё это видел, но торопился пройти мимо. Я, конечно, бывал в разных переделках, и с ножами на меня ходили, но тут мне стало не по себе. Ситуация была угрожающая. Как-то очень ясно в этот момент я понял, что любое неосторожное движение — и могу остаться инвалидом. И тогда — прощай, любимая работа. Эта перспектива мне совсем не нравилась. И уж совсем некстати я пожалел о том, что надел новое пальто. Я только-только купил модное австрийское пальто — красивое, приталенное, которое на мне очень хорошо сидело.