Моя Нирвана
Шрифт:
Мама замолкает и тянется к графину с водой на журнальном столике. Наливает в стакан и делает жадные глотки. Я же пока пытаюсь переварить услышанное. Ни о чем подобном я никогда в нашей семье не слышал.
— В общем, шло время. Тетя Лена и дядя Валера жили каждый сам для себя, Вика была полностью под моим крылом, и вроде как жизнь у всех наладилась. Но близился конец школы, и мне нужно было принимать решение о поступлении в университет. Я мечтала учиться в Гарварде и готовилась к поступлению туда. Но было и еще кое-что. — Мама поднимает на меня виноватый взгляд. — Я очень устала от Вики, — произносит с горечью. — В какой-то
Она замолкает. Ее плечи ссутулились, и я кожей чувствую, как она сейчас корит себя за это. Аккуратно нащупываю ее ладонь и крепко сжимаю.
— Мам, ты не должна себя ни в чем винить, — тихо говорю.
Свободной рукой она вытирает слезу, побежавшую по щеке.
— Я уехала в Америку на восемь лет и ни разу за это время не приехала и не позвонила Вике. — Виновато произносит. — А когда вернулась, узнала, что ее родители все-таки развелись, дядя Валера женился на молодой любовнице, а Вика еще в начале первого курса собрала вещи и ушла из дома. И никто не знал, где она и что с ней. Родители ее не искали. — Мама снова тянется за стаканом с водой и жадно пьет. С шумом ставит его на столик. — Я наняла частного детектива, чтобы он нашел Вику. И он нашел. Сказал, что она употребляет наркотики, живет с торговцем героином и у нее трехлетний сын.
На этих словах мама замолкает и быстро вскидывает на меня взгляд. Я же сижу и боюсь пошевелиться. Горло будто проволокой связали — трудно вдохнуть.
— Я поехала по указанному адресу, — тихо продолжает, глядя на меня. — И забрала Вику с тобой к себе. Я пробовала лечить ее от зависимостей, она лежала в клинике, но… — мама запинается. — Ничего не помогло.
— Как она умерла? — спрашиваю с напряжением. — Илья сказал, что прыгнула с крыши на твоих глазах.
— Да…
— Почему она сделала это? Ей было настолько на меня наплевать?
Мама быстро качает головой.
— Нет. Вике совершенно точно не было на тебя наплевать. Она любила тебя и была хорошей матерью.
Я не могу удержаться от нервного смеха.
— Серьезно? Любила меня? Была хорошей матерью? Она бросила меня на произвол судьбы.
Кристина снова быстро качает головой в разные стороны.
— Нет. Вика… — Она замолкает, пытаясь подобрать слова. — В общем, Вика знала, что я тебя не оставлю, поэтому нельзя сказать, что она бросила тебя на произвол судьбы. Она знала, что я позабочусь о тебе.
Мне неприятно, что она защищает эту женщину, которую язык не поворачивается назвать матерью.
— Как она умерла? — напоминаю свой вопрос, чтобы прекратить оправдания наркоманки, кровь которой по какой-то причине течет по моим венам.
— Это была годовщина смерти моей мамы. — Медленно произносит, смотря перед собой ровно в одну точку. Возвращается мысленно в тот день. — После кладбища я поехала навестить Вику, но не обнаружила ее в квартире. Ты был там один. Я стала метаться в поисках подруги, а ты сказал, что несколько дней назад вы с ней поднимались на крышу дома. Я бросилась туда и обнаружила Вику с бутылкой водки в руках у самого края. Мне не удалось ее остановить. И после ее гибели я тебя усыновила, потому что Викины родители не захотели тебя забирать. Ее мать окончательно
В кабинете воцаряется молчание. Мама продолжает смотреть ровно перед собой, явно вспоминая события двадцатилетней давности, а я пытаюсь понять, как ко всему этому отношусь. Не знаю. Но совершенно четко понимаю одно: эту погибшую женщину я своей матерью не считаю. Более того — мне противно думать о ней как о своей матери. Сразу хочется помыться.
— Илья сказал мне, что ты была на крыше вместе с дядей Егором, — прерываю затянувшуюся тишину. — А как он там оказался?
— А, Егор в тот день позвал меня замуж.
— Что!? — громко восклицаю, не веря своим ушам.
— Замуж меня позвал, говорю. Но я отказалась.
Я чувствую, как моя челюсть опускается до колен. Мама смотрит на меня, а затем начинает смеяться.
— Ой, да у нас там такие страсти кипели, — машет рукой. — Сейчас, конечно, смешно это все вспоминать.
— А как же папа? — это единственное, что я могу из себя выдавить.
И почему-то мне становится очень обидно за отца…
— Папа тогда был женат на Ольге. Они ждали Лизу.
Упоминание о Бестии тут же отрезвляет меня.
— Значит, Лиза его первый ребенок, да?
Мама кивает головой.
— Да, Ольга была первой женой Максима, а Лиза его старший ребенок. Я вторая жена. Он развелся с Ольгой, когда Лизе было два месяца или около того. После нашей свадьбы Максим тоже тебя усыновил. Ну а дальше ты все уже сам знаешь.
Мать замолкает и смотрит на меня с грустной улыбкой. Тянется ко мне рукой и гладит несколько раз по голове.
— Миша, мы всегда считали тебя родным сыном. — Тихо говорит.
— Я знаю, — отвечаю, и голос выходит хриплым от напряжения. — Но почему вы никогда не рассказывали мне?
— Мы не хотели, чтобы ты знал.
— Почему?
— Потому что ты наш сын.
— Я должен был знать, — настаиваю на своем.
— А что бы это изменило?
Ее вопрос попадает ровно в цель. Но мне нечего ответить ей на него. Мне бы хотя бы самому себе ответить.
«Это изменило бы абсолютно все в моих взаимоотношениях с Лизой», — честно себе признаюсь.
И вдруг в эту самую секунду я понимаю, насколько она добрее и лучше меня. Столько лет знать правду и ни разу — ни разу! — не использовать ее против меня. Даже когда я поступал с ней гадко и некрасиво, даже когда сильно ее обижал. Даже когда обзывал ее «несчастной сироткой», коим являюсь сам.
Она молчала. Четыре с половиной года она знала и молчала, чтобы не причинять мне боль.
А я так с ней поступал…
Мама обнимает меня одной рукой и кладет голову мне на плечо, заставляя отвлечься от мыслей о Лизе. Я же напряжен до предела и смотрю перед собой в одну точку, вспоминая все те гадости, которые делал по отношению к ней.
— Знаешь, как ты первый раз назвал меня мамой? — тихо спрашивает, выдергивая меня из воспоминаний.
— Как?
— Это был февраль, я вышла погулять с тобой в Музеон у дома. Мне позвонили с работы, и я отвлеклась на звонок. Ты устремился вперед по дорожке и остановился возле каких-то старушек, которые гуляли с внуками, и я услышала, как они тебя спросили: «Мальчик, а ты один гуляешь?». А ты им ответил: «Нет, я с мамой». Я заплакала, когда услышала, что ты назвал меня мамой. И ты еще ко мне подбежал и спросил: «Мама, почему ты плачешь?».