Моя очередь развлекаться
Шрифт:
На обратном пути она рассказывала мне, как любит готовить, как мама с детства обучала ее премудростям кулинарного искусства и что именно она сейчас собирается соорудить для романтического обеда, а затем ужина при свечах на веранде…
После великолепного обеда — она и вправду оказалась мастерицей — мы решили побродить по лесу в поисках грибов. Было так тихо, покойно и очень уютно, что не хотелось ни о чем говорить. Я продумывал свои действия на две недели вперед, а она увлеченно ворошила суковатой палкой прелые лесные бугорки и чаще, чем я, находила то подосиновик, то выводок лисичек…
Грибной соус к тушеной картошке на ужин с овощным салатом под водочку (на нее я приналег для пущей раскованности) и шампанское — она выпила полбутылки — наш романтический
…Мы вошли в комнату, чтобы посмотреть видик. Оказывается, Татьяна не видела шедевр мирового эротического кино «Девять с половиной недель», а я как раз собирался исполнить по отношению к ней роль Микки Рурка. И вот мы сидим на диване, тесно прижавшись, и она смотрит, смотрит на обольщение Бэссинджер…
Пора. Я шепчу ей на ушко: «Тоже так хочу» — и нежно провожу языком по ее губам. Она слегка дрожит и вдруг обнимает меня, всхлипывает, и мы целуемся жадно, глубоко, кажется, целую вечность… Потом она медленно снимает с себя всю одежду, подходит ко мне, мои шорты, майка и плавки летят на пол, и Татьяна как-то сразу превращается из скромной «вдовушки» в прелестную сексуальную самку — целует меня и, лаская всего, везде, шепчет: «Милый, любимый, как хорошо с тобой, люблю…» А я еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на нее сразу, как изголодавшийся волк на долгожданную добычу. Все, занавес падает, половина дела сделана. Наши эротические упражнения, в сравнении с которыми мерцающие на экране телевизора кадры были просто ученическими, я описывать не буду. Честно говоря, Татьяна произвела на меня в постели весьма глубокое впечатление. Этот момент был критическим для всего моего плана. Завоевав такую бабу, потом грубо и цинично вытолкнуть ее из своей жизни, лишить себя подобного удовольствия? Для этого следовало быть очень зацикленным на идее чудаком, но именно таким я и являлся. Поэтому уже под утро, выйдя в туман на веранде (ночью был дождик), я слушал щебет ранних пташек, курил и думал: «Спи, милая, отдыхай!.. Ты отдала мне этой ночью то, что предназначалось другому…»
Да, я верю, что Татьяна искренне полюбила меня — уж я старался вовсю, чтобы это произошло. Но я при этом уверен, что, случись со мной аналогичное и лежи я сейчас где-нибудь неподалеку от Леши, она бы через полтора-два месяца так же неистово отдавалась всеми возможными способами очередному «навсегда любимому». Как это сделала Ольга, наплевав на «любимого Димку», который в это время ползал в дерьме под пулями… Тварь и шлюха! И та, которая, сбросив одеяло, раскинулась сейчас во всей своей прелести на моем диване… — нет, я не Христос, прощающий предавшим трижды, «прежде чем пропоет петух».
…Выкурил еще одну сигарету и решил: две недели и операцию заканчиваю. Иначе я не выдержу и всерьез полюблю эту женщину — тогда пиши пропало. Да, этой ночью Командор не явился — ау! — и его донна Анна извивалась под Доном Жуаном, крича от наслаждения. Но он точно явится в той или иной форме (ночные кошмары замучают), если, смешно представить, Жуан женится на Анне и станет мыть посуду после обеда…
… На обратном пути Татьяна весело щебетала и выглядела великолепно, правда, мне не очень понравился проснувшийся у нее интерес к моим делам. Раньше ее как-то не интересовало ничего, кроме моей личности, — она присматривалась, оценивала… А вот теперь, видимо, решив, что нам суждены долгие серьезные отношения (о, великая роль постели!), стала выяснять мои перспективы в работе — я для нее являлся коммерческим директором фирмы, торгующей компьютерами, и, естественно, мои семейные и прочие дела. Я отделался общей и давно сочиненной легендой. Татьяна перевела разговор на свой день рождения тридцатого сентября и сказала, что в этот удобный момент она познакомит меня со своим любимым папочкой (вот еще не хватало!).
Мы расстались после долгих поцелуев и тисканья в машине.
— Звони, звони, любимый. — И она выскочила на тротуар. Итак, осталось самое трудное — закончить это дело так, как было задумано.
20 сентября. Возможно, я
А Танечка хороша. Втрескалась в меня по уши. Про Леху своего — ни слова, будто его и не было. Интересно, когда говорят про «верность до гроба» — чей гроб имеют в виду: свой или возлюбленного? За эти десять дней она меня выжала, как лимон. Свидания каждый день, и, ни к себе, ни к ней я заявляться не желаю — все наши изнурительные любовные сражения проходили либо на даче, либо, когда она уж не могла терпеть, прямо в машине или на подстилке в лесу.
Три дня назад она решилась отправиться на свою дачу. Я по достоинству оценил это солидное сооружение, за которое покойный отвалил не меньше сотни тысяч баксов. Неплохие денежки, и, хотя я ни в чем не нуждаюсь, они мне пригодятся… Если все получится.
Сегодня я, как бы между прочим, запустил Татьяне «мульку», что у меня кое-какие напряги на работе, мол, всякая шелупонь взялась «наезжать», но не беспокойся, милая, разберусь. И тоже, между прочим, предупредил: «Даже если со мной что-то случится (она вздрогнула и в глазах появился ужас) — да ты, Тань, не бойся, убивать меня не за что и невыгодно, — ни в коем случае не связывайся с ментами, этим ты мне сделаешь только хуже». Похоже, я даже перестарался, в ней проснулись такие страхи (как же, потерять за полгода второго уже почти жениха — она явно начала двигаться по проторенной дорожке в загс), что я едва успокоил ее великолепным ужином в «Европе» и солидной дозой шампанского.
Да, я точно из тех мужиков, которым важно добиться обладания (полного и окончательного) женщиной, и вскоре она становится скучной и назойливой обузой. Тем более что в душе я считал Татьяну подлой шлюхой, которая забавляется с другим в еще не остывшей постели предыдущего (покойного, правда) клиента. Только вот деньги ее не интересовали — их она, видимо, считала естественным дополнением к брачным отношениям, которые у нас должны обязательно наступить. В общем, по нашей совдеповской морали — «порядочная женщина». Ладно, еще будет видно, как быстро она утешится после меня.
27 сентября. Все готово — через три дня я зван на празднование дня рождения. Но — нет, с ее знаменитым папочкой я знакомиться не намерен. У меня на этот день другие планы. Пока что я занимаюсь продажей своего бунгало — единственного реального места, где впоследствии Татьяна могла бы меня найти. О квартире она знала только, что та находится в районе Ильичевской площади. Все. Да я, честно говоря, практически уверен, что искать меня, привлекать к этому делу ментов она не будет: во-первых, удар для нее станет слишком сильным, во-вторых, она достаточно наивна в житейском плане, детективов не читала и с трудом будет представлять, как ей ориентироваться в сложившейся ситуации. И папочке она не посмеет ничего сказать: это страшный позор, это нечто такое, что не уложится в его профессорской башке и даже может привести к инфаркту. Папу она пожалеет, да и себя тоже, поэтому сделает все как надо и станет переживать горе молча, запершись в спальне. А ее близкие и друзья решат, что это очередной приступ тоски после несчастья с Алексеем.