Моя подруга Лиля
Шрифт:
Ну и что?.. Какая разница, что сказал бы Фрейд и какую умную теорию подвести под простые вещи – просто человеку было холодно и одиноко, а стало тепло и нежно, и, конечно, он не захочет уходить из такого дома. Брики сразу же щедро дали Маяковскому семью. Ведь что такое семья – где тебя хотят, где ты интересен. Маяковский был им бесконечно интересен, он был уже не ничейный, он был Лилин и Осин, и они не просто восхищались его стихами, они восхищались им самим, восхищались, хвалили, ругали и нежничали.
Лиля: «…Мы называли его Щен».
Щен – щенок. Щенку плохо быть одному, щенок не кошка, не хочет быть сам по себе, собака бывает кусачей только от жизни собачьей, когда каждому ясно,
Брики не виноваты, что они были взрослые, а Маяковский невзрослый… Но все-таки он был уже большой мальчик, и они принялись с ним играть во взрослые психологические игры – кто кого любит, кто кого ревнует…
После знакомства с Бриками Маяковский резко изменился, стал мрачным, угнетенным, это очень тревожило его мать… – так говорил Каменский. Что они с ним делали?.. Может быть, это было что-то «очень страшное», но что?.. Маяковский в самом начале романа был мрачен – почему мрачен, а не счастлив? Потом, когда Маяковский уже был памятником, Лиля хотела представить дело таким образом, что у них не было любовного треугольника. Но ведь трое – это всегда сложно, в отношениях троих друзей всегда есть вихри, кто-то один в центре, а остальные двое его делят… А здесь все-таки была любовь, был секс…
Брики жили в культурном пространстве начала века, а излюбленная история начала века, о которой столько было написано романов, – как взрослая пара соблазняет юного незрелого человека. Соблазняет не обязательно сексуально, чаще психологически… Мы не узнаем, было ли так на самом деле, но – могло ли быть?
Брик влюбился в Маяковского, Лиля как любящая жена поддержала игру, и психологически они соблазнили его вдвоем: сложные отношения, изысканные чувства, новая жизнь, нежное внимание… Лиля и Маяковский после любви не разошлись по домам, а пришли к Брику. Маяковский плачет на груди Брика, жалуется, что Лиля его не любит, хочет его сочувствия… Муж оказался вовлеченным в жалобы любовника, и это ясно говорит о том, что, хотя сексуально Маяковскому нужна была Лиля, весь эмоциональный любовный опыт проживался ими втроем. Это не извращенное воображение, и не испорченность Бриков, и не то самое плохое предположение, которое обычно оправдывается, – это просто история своего времени.
А потом Лиле пришлось подстраивать эту историю к совершенно другому времени – советскому, строгому, где не было места любовным изыскам, где все были верные друзья и хорошие товарищи.
Лиля: «…Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося. Он говорил, что Володя для него не человек, а событие. Володя во многом перестроил Осино мышление, взял его с собой в свой жизненный путь, и я не знаю более верных друг другу, более любящих друзей и товарищей».
Было ли все это в самом начале таким трогательно чистым или это была любовная история для троих?.. Но в любом случае Маяковскому повезло, что он встретил Бриков. Счастье или несчастье приданы нам от рождения и минимально зависят от внешних обстоятельств. Лиля была от рождения счастливая, Осип тоже, Маяковский был несчастный, а несчастному лучше держаться счастливых.
Но что бы они с ним ни делали, сам Маяковский понимал или нет? Что с ним играют?
Что же Маяковский, такой чувствительный, такой невротически чуткий к тому, как к нему относятся, не догадался, что его возлюбленная его не любит? Что праздник тела в обрамлении красного бархата вовсе не потому, что Лиля любит его, а просто это был Лилин обычный стиль – умение создать праздник тела, любовное обаяние…
Но когда двадцать два года, и поцелуи, и отражение тел в зеркалах, и страсть, самая страстная страсть, какая только может быть в двадцать два года,
И как было понять? Лиля то приближала, то отталкивала, Маяковский ревновал, дулся, уходил, возвращался. Лиля то любила, то проявляла чудовищное равнодушие, Маяковский плакал, угрожал самоубийством, спал на диване, пока Лиля с Осипом занимались любовью в спальне. То есть не спал, конечно, прислушивался, закрывал голову подушкой, стонал от боли – он про это писал.
Но почему же он не вскочил, не выбежал из их дома, не выбежал вообще из их жизни, зачем ему все это?
На этот вопрос ответить можно, можно даже придумать несколько ответов.
Может быть, так: Маяковский – гениальный поэт и сам не владеет своим даром, а дар владеет им. Маяковский не ищет счастливой любви, а ищет страдания, любит страдание, потому что подсознательно знает, что страдание необходимо ему для творчества. Тогда Лиля – умная муза.
А может быть, так: Маяковский – гормональный наркоман. Человек получил предмет любви, но уже ставший привычным раздражитель не вызывает выработку желаемого количества гормонов. И ему требуется доза гормонов, то есть ярких эмоций. Тогда Лиля – необыкновенная для него удача, он всегда сможет прийти к ней за дозой ярких эмоций.
Один из современников Маяковского называет его человеком «с мазохистскими наклонностями». Может быть, Маяковский – страдальческий наркоман, подсел на страдание, получает удовольствие от боли, может быть, Маяковский – мазохист?.. Ну хорошо, допустим, Маяковский – мазохист.
В сексуальном контексте мазохист – это человек, которому для достижения возбуждения и удовлетворения необходимо испытывать физическую боль или унижение. Но когда говорят «мазохист», речь не обязательно идет о сексе. Лилю никто не обвинял в том, что она заковывала Маяковского в наручники, стегала его хлыстом и прочей гадости. Когда Маяковского называют человеком с мазохистскими наклонностями, речь идет о моральном мазохизме: человек получает сладкое удовольствие от подчинения чужой воле, от беспредельной власти партнера, от собственной покорности и беспомощности. Тогда склонность Лили к психологическим и эротическим экспериментам, ее жесткость необходимы ему так же, как ее обаяние, культурность, сила характера. Тогда Лиля – очень правильная для него возлюбленная, с хлыстом.
Но Лиля в других своих связях вовсе не была «с хлыстом». С Осипом у нее были нежные дружеские отношения, с другими возлюбленными, после Маяковского, тоже. Со всеми она была пусть сильной, главной, но больше ни с кем не была «с хлыстом».
А Маяковский, его-то не напрасно назвали мазохистом?!
Как он ведет себя с Лилей? Сначала добивается, чтобы ему сделали больно, а затем, насладившись болью, с таким же наслаждением впадает в депрессию…
Но ведь мазохист всегда ищет боли. И выбор партнера у мазохиста всегда следует правилу: кто угодно, лишь бы мучил, и любовный сценарий всегда повторяется… А Эльза, Эльза?! С Эльзой он вовсе не искал страдания, не наслаждался болью, а вел себя как… как все, как любой мужчина, который не любит, пользуется, то приближает к себе не очень-то любимую женщину, то удаляет, – тогда он что, не мазохист, а садист?! Нормальный мужчина с разными женщинами ведет себя по-разному, и Маяковский был нормальным, не мазохистом, от Лили хотел любви, взаимности, верности, – что такого особенного он хотел, все хотят того же. А что касается страдания, может быть, он и любил страдание, и хотел страдать, – но не столько, не так!