Моя подруга Лиля

Колина Елена

Лиля: «В 16-м году рано утром меня разбудил телефонный звонок.

Глухой, тихий голос Маяковского: „Я стреляюсь, прощай, Лилик“. Я крикнула: „Подожди меня!“, что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, гнала, била извозчика в спину. Маяковский открыл мне дверь. В его комнате на столе лежал пистолет. Он сказал: „Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя“».

А что, если отвлечься от того, что он гениальный поэт, от привычки считать, что гению все позволено?.. В современных теориях гениальности преобладает биохимическая точка зрения: у гения другая биохимия, иначе протекают обменные процессы. Но это совершенно то же самое, что и старая простая мысль

«гению все позволено, потому что он другой, потому что в нем рождаются такие строчки».

Так вот, если от всего этого отвлечься, а просто по-житейски посмотреть – вообще-то нехорошо. Не просто угрожать самоубийством, а заранее предупреждать, звонить, прощаться… Гадость, манипулирование. Маяковский, получается, классический манипулятор, вызывает у Лили чувство вины: «ах ты так, тогда я…», «дай мне это немедленно, а то я…»… Это моральный шантаж. Некрасиво.

Лиля увела Маяковского к себе, на Жуковскую. Они начали играть в преферанс – Лиля испугалась, хотела переключить его, отвлечь, успокоить. «Мы резались бешено, он забивал меня темпераментом…» Лиля проигрывала, Маяковский радовался и повторял строки Ахматовой: «Что сделал с тобой любимый, что сделал любимый твой!»

Все это будто происходит не вполне всерьез и напоминает сцену из немого кино – персонажи двигаются быстро, истерически и совершенно ненатурально. На экране игрушечная драма, а внизу титры: «Он стреляется», «Она в отчаянии».

Да, ну и пусть, пусть! Все-таки ему – позволено. Легко ли человеку, который впадает в отчаяние при самом крошечном подозрении в недостатке любви к себе и сразу же ощущает себя отвергнутым? Ведь это как страшно – осознавать свою огромную потребность в Лиле и понимать, что она его отвергает!.. Как будто он стоит со своей огромной любовью, как с охапкой цветов, а ему пренебрежительно машут рукой – не нужно… А ведь у него были не только воображаемые, но и совершенно реальные поводы считать, что им пренебрегают. Вот он и пытался наказать Лилю, как бы говорил ей этими своими «стреляюсь»: «Как ты могла так поступить со мной?!» И надеется, что она ответит: «Ну что ты, тебе показалось, я так тебя люблю». Но она не отвечает, и тогда в нем возникает злость на свою вечную перед ней приниженность и послушание, а потом новая вспышка депрессии и…

…И? И возможен суицид.

Каменский: «Слово „застрелиться“ в устах Маяковского для всех других звучало бы насмешкой, но для меня, знавшего его крутые „внезапности“, его бурный характер с „прорывами сознания“, его сложный темперамент, его „быть или не быть“, это слово звучало, как строки его стихов этих же дней:

Все равноЯ знаю,Я скоро сдохну.

Маяковский прекрасно осознавал свои „внезапности“ как психические сдвиги и в эти минуты „за себя не ручался“.

Много раз мне приходилось быть свидетелем подобного „прорывного“ состояния Маяковского, и тогда становилось страшно».

Лиля: «Всегдашние разговоры Маяковского о самоубийстве… Это был террор».

Возможно, между ними была не одна такая история – с пистолетом, угрозами, внезапными звонками, бешеными играми… Один легко смиряется с данностями бытия – что будут старость, смерть, что любовь не вечна, тебя обязательно разлюбят, а другой не жалеет потратить на любовь всего себя, и из него рвется беспомощное и горькое – «Как же так?! Любовь не вечна? Тогда я не хочу жить!..» Невозможно до конца понять другого человека, как ему больно от чего-нибудь, от чего нам не больно!.. Маяковский, конечно, не считал, что он мучает Лилю, манипулирует ею. Он считал, что им самим манипулирует Бог:

Вот

я богохулил.Орал, что Бога нет,а Бог такую из пекловых глубин,что перед ней гора заволнуется и дрогнет,вывел и велел:люби!

Знаете, о чем он просит? Бог выбрал для него любимую женщину. И теперь он просит – пусть ему будут муки, но только не такие жестокие, которые принесла ему эта выбранная для него Богом любимая. Эти муки невыносимы, и он просит Бога избавить его от любимой. Не от мук избавить, а от любимой, чтобы больше ее не любить, – какая страшная просьба. Как же Лиля его измучила, чтобы такое попросить!

Ну, и опять все тот же вопрос: Лиля виновата? Что она была «сердце обокравшая, вымучившая душу»? Что с ней он был всегда возбужден и почти всегда несчастен? Что Маяковский был человеком с душой, повышенно восприимчивой к мучениям, с огромной больной чувствительностью? Вообще-то Маяковский в это время – картинка из учебника по психопатии.

А в Лиле, должно быть, все это вызывало еще большее отторжение, презрительную гримаску – ну что же ты такой громкий и такой слабый…

Виновата, не виновата, но у Маяковского с Лилей все было плохо, мучительно, неправильно. Не то что не было хоть какого-нибудь счастья, а просто – как жить?..

В декабре шестнадцатого года Маяковский пишет Эльзе письмо, отличающееся от других его писем, информативно-вежливых, никаких.

«Милый хороший Элик!

Приезжай скорее!

Прости, что не писал. Это ерунда. Ты сейчас единственный, кажется, человек, о котором думаю с любовью и нежностью.

Целую тебя крепко-крепко.

Володя.

«Уже у нервов подкашиваются ноги».

Ответь сейчас же прошу очень».

Фраза «у нервов подкашиваются ноги» – из «Облака в штанах» – ужасно напугала Эльзу. Она решила, что речь идет о самоубийстве. И сейчас она бросится к Маяковскому и спасет его. Она же единственный человек, о котором он думает… и так далее. Эльзе было девятнадцать лет.

Эльза все еще считалась маленькой, ни разу никуда не выезжала без разрешения матери, но она была так встревожена, а вернее, так надеялась, что она единственная, что просто сказала Елене Юльевне, что уезжает, даже не объяснила ничего.

На следующий день после получения письма Маяковского Елена Юльевна с Эльзой сидели в поезде. Эльза решила, что она уже взрослая, но не тут-то было – Елена Юльевна поехала с ней. Хотела повидать Лилю? Вряд ли. Вся эта ситуация была для нее ужасной, пошлой, грязной. Бедная Елена Юльевна давно уже с горечью наблюдала, как ее дочери борются за одного мужчину. Лиля ведет себя отвратительно, ведь она замужняя дама, муж ее любит, а она из глупого самолюбия и женской жадности принесла сестре столько горя! Эльза ведет себя отвратительно, ведь она еще девочка, а пытается соперничать со взрослой сестрой! Лиля ведет себя дурно, Эльза глупо!..

К тому же Елена Юльевна плохо относилась к Маяковскому. Считала, что Маяковский не стоит борьбы и страданий, что он не достоин ни Лили, ни Эльзы. Конечно, Елена Юльевна хотела вмешаться, хотела поговорить с Лилей, не могла же она оставаться в стороне и смотреть, как ее младшую дочь унижают, отвергают, играют ею!.. Понимала, что с Лилей ей не справиться, и все же надеялась, что… ну, мамы всегда на что-нибудь надеются.

Ответное письмо Эльзы со словами: «Только для тебя и еду» Маяковский получил уже после ее приезда.