Моя профессия – мостовик
Шрифт:
За земные муки награждается покоем «истинный человек» из философских концепций Григория Сковороды, и идет он к своей окончательной жизни тоже по лунному мосту. Луна, как космическое соединение, «посредствует между землей и солнцем».
И современная литература обращается все к тому же древнему образу Реки, Реки – рубежа, границы.
В сложной духовной ткани романа С. Залыгина «После бури» сплетаются и драма двойственности людей и легенда двух берегов природы.
Свой берег обжитый, знакомый и доброжелательный, а на другой
«Сто верст на запад в российскую сторону, это окрестным жителям было рукой подать: на базар ли, с базара ли: сто верст за Реку, а на чем? Лодками, телегами, санями? И где там начинается подлинная-то земля? Не каждый укажет…
На Той Стороне другой был воздух – синий, туманный.
…За Той Стороной тысячами верст еще и еще простиралась Сибирь.., жители Аула знали об этом, помнили, но все равно с высоты Этого берега Та Сторона казалась чем-то уже потусторонним, миром иным, неведомым, и Река протекала, казалось, как раз по границе двух миров – известного и неизвестного.
…И когда душа аульского жителя явится в То Царство, там, по всей вероятности, ее никто за ручку водить не будет, это она всем направо – налево будет объяснять тамошние порядки и правила поведения, ей ведь на Том Свете свойственно, а не чуждо. Тот Свет очень похож на Ту Сторону, и наоборот…»
В окружении природы, наделенной душой, сознанием, и мост приобретает мистические черты. Горы, пустыни, океан формируют психику человека. А если человек постоянно видит мост, если мост взрывается или неожиданно возникает? Что происходит в человеке? Из таких сторонних влияний, наверное, и складываются загадочные характеры людей, их необъяснимые поступки.
«Правда, десять лет тому назад вечность Реки, Той Стороны и, кажется, вообще вся на свете вечность была нарушена, а с этим нарушением аульский житель связывал, может быть, не без резона, все последующие события: войну мировую, войну гражданскую, военный коммунизм и даже нынешний нэп…
Десять лет назад закончен был строительством железно-дорожный мост через Реку, огромный, красивый и чуждый здесь предмет, как будто бы даже нечеловеческой силой вопреки вечному порядку вещей соединивший Ту и Эту стороны.
С тех пор, чтобы видеть и даль, и вечность, нужно было смотреть с высокого аульского берега только прямо перед собою, либо вправо и вверх по течению Реки, влево же и вниз по течению дали оказались взаперти, за железной решеткой. И Реке тоже некуда было больше истекать, как только под эту решетку, и она скрывалась за ней и как будто кончалась там такая, какая есть, какая была в веках, и начиналась ниже моста снова, но уже обладая иными какими-то свойствами и другим цветом, другим течением, другими разливами…»
Так, что мост – это древний литературный работник, используемый нарасхват и как предмет поэтического любования с последующим изданием впечатлений,
Герою нужно назначить свидание, извольте, мост красиво изгибается, и нежные ивы склоняются к перилам. Соперники долго бегают по свету и, наконец, встречаются на мосту: достали шпаги, разобрались.
Даже лютым разбойникам позарез нужен мост, чтобы избавиться от улик, спрятать концы в воду. И знаменитый сыщик нервно ходит по берегу – на воде нет отпечатков.
А иногда и сами разбойники летели с моста в темные глубины, как это и происходило в недалеком прошлом:
«Наконец, вдали показался мост, с которого мы должны были сбросить в прорубь тело Распутина.
Автомобиль замедлил ход, въехал на мост с левой стороны и остановился у перил…
Бесшумно, с возможною быстротой открыли дверцы автомобиля, я выскочил наружу и встал у самых перил,.. и мы вчетвером, раскачав труп Распутина, с силой бросили его в прорубь, бывшую у самого моста…» («Убийство Распутина». В. Пуришкевич. Москва. 1923 г.)
А бурные потоки рыцарских авантюрных романов, замки, окруженные рвами, бешеный цокот копыт, погоня. Сердце бьется: догонят – не догонят! Но уже громыхают тяжелые цепи и мост ехидно поднимается прямо перед носами преследователей. Гулко хохочет бронированная стража на толстых стенах.
Но замечательнее всего мосты в театре. На сцене их обычно строят из живописных досок и березовых поленьев небольшими, но сильно горбатыми. Герой стоит на мосту, как на трибуне, и говорит монологи. А потом прыгает за кулисы, в нарисованную реку.
В «Театральном романе» автор не представляет свою пьесу без моста:
– Но как же быть, Иван Васильевич, ведь у меня же на мосту массовая сцена.., там столкнулись массы…
– А они пусть за сценой столкнутся. Мы этого видеть не должны ни в коем случае. Ужасно, когда они на сцене сталкиваются».
Очень упорен был Иван Васильевич, а все же без моста пьеса не складывалась: и вот «почти бесшумно все на сцене начинало уезжать в бок… Гудение усилилось, и показались, становясь на место ушедшей обстановки, странные, сложные деревянные сооружения, состоящие из некрашеных крутых лестниц, перекладин, настилов. „Едет мост“, – думал я и всегда почему-то испытывал волнение, когда он становился на место».
Но пока мосты нежились в огнях рампы, театр потеснили новые молодые виды искусства. Сегодня самая широкая реклама для любой профессии – это кино и телевидение. И вот тут-то мостовикам пока не везет. Не балуют их вниманием самые массовые и важнейшие из искусств. Хотя даже как-то бесхозяйственно со стороны авторов не использовать такой выгодный производственный фон, как стройка над водой.
Конкретному сооружению моста посвящена всего одна художественная кинолента. В 1964 году коллектив молодого театра «Современник» снял на «Мосфильме» картину «Строится мост».