Моя пятнадцатая сказка

Свительская Елена Юрьевна

— Синдзиро… — тихо позвала я.

— Или Синдзигаку? — нахмурился Рескэ.

— Кто ты? — глухо спросил мужчина, не смотря на нас.

Словно забыл про нож. Или и правда забыл? Но… мой друг все еще держит лезвие обнаженным. И я тоже боюсь.

— Почему ты пришел на его могилу? — устало спросило странное существо.

Он… в эту странную ночь не выглядел человеком. Да и его интерес к этой могиле, заросшей давным-давно, пугал.

— Может… это твоя могила? — Синдзиро вдруг повернулся к Рескэ, — Или… ты где-то встречал его?

— Кого? — растерянно ступила к нему, —

Кого, Синдзиро? Кто здесь похоронен? Почему сберечь его могилу для тебя важнее, чем своя рана и кровь?

— Думаешь, мне важно? — странная улыбка.

— Тогда зачем охранять могилу того, кого ты убил?

Молодой мужчина обхватил голову руками и закричал. Нет, завыл. Жуткий вой, громкий, но не похожий на вой волков из кино.

— Почему вы пришли?! — он обернулся ко мне. К нему. На глазах его блестели слезы, — Почему ваши призраки пришли за мной? Вы… стали синигами и пришли за моей душой? Но я не могу уйти. Я не должен умирать сейчас!

— Почему? — глухо спросил Рескэ.

— Потому, что я жду его! — он сжал ткань над сердцем, еще большую часть диковинной одежды делая красной, — Почти тысячу лет я жду его!

— Почему? — повторил мальчик.

— А вдруг он захочет прийти на свою могилу?

— Зачем ему приходить на его могилу? — не поняла я, — Если ты его убил, разве он захочет увидеть тебя? Даже если его призрак придет.

— Души возвращаются! — мотнул головой Синдзиро, — Души приходят вновь!

— Но если души снова одеваются, в новое тело, то зачем ему приходить на свою могилу? — Рескэ нахмурился.

— Если… — голос молодого мужчины, то есть, выглядевшего молодым, но говорившего какой-то бред, дрогнул, — Если это будет он, то он будет знать все, — кровавые слезы потекли по его щекам, — Он будет знать, что меня прогнал весь клан. Он будет знать, что я жду его и каждый месяц я прихожу на его могилу. Я так хотел ему сказать… — резко повернулся к Рескэ, — Если это ты пришел, ты же знаешь, что я хотел ему сказать?..

Я неожиданно оказалась в темноте. Этот странный звон. Тишина. Темнота. Жутко тесно вокруг. Это… могила? Я внутри могилы? И этот звук… это звенят колокольчики? Это кто-то пришел проведать меня наверху?

Резко села. Почему-то смогла.

С меня сползла какая-то ткань. Какая-то толстая ткань. Белая. Белый — цвет траура. Но… все-таки вокруг просторно. И этот звук… этот странный звук со стороны…

Шла, вытянув руки, на этот странный звук. Он вел меня. Интерес вел меня вперед.

Просто вперед.

В темноте.

Тишина…

Неожиданно стало тихо вокруг. Я остановилась. Глухо билось внутри сердце.

Я сжала ткань над сердцем, слушая странный запах неизвестных мне благовоний. То есть… если закрыть глаза, то, кажется, я их даже знаю. Я нюхала их когда-то давно. Легкий аромат каких-то хвойных деревьев… так и не вспомнить…

Ограда сдвинулась передо мной, пропуская яркий свет. Ужасно яркий!

Закричав, закрыла лицо рукавом.

— Ээй, ты в порядке? — хрипло спросили со стороны, — Эй, придурок, зачем ты включил свет?

— Свет… можно включить? — напугано спросила я, — Но как, о господин?..

— Слышь… — меня возмущенно потянули за рукав, —

Мне некогда играть в ваши спектакли. Тем более, я их не знаю. Я только хотела отдать тебе одну вещь и уйти.

Осторожно опустила рукав вниз. Снова зажмурилась. Потом все-таки приоткрыла глаза.

Кикуко в драных джинсах и безразмерной черно-серой толстовке с хризантемами стояла передо мной. Закричав, я от нее отшатнулась. Девочка-убийца из нашего мира была еще страшнее, чем то чудовище, похожее на Синдзиро. Чудовище… похожее на моего любимого… почему?.. И что я делаю здесь? В моей квартире?

Растерянно посмотрела на мои руки в пижаме. На расцарапанную ладонь.

— Ты упала в кусты и потеряла сознание, — папа нахмурился, — Я нашел тебя на улице. Уже думал побеспокоить господина Сатоси, но, к счастью, ты неожиданно нашлась.

— Ну… — смутилась, — Там вдруг погасли фонари… — вцепилась в руку девочки-якудзы, — Ведь они… погасали?..

— Да погасали! — та отмахнулась, — Наверное, у работников морга работы завтра прибавится. Говорят, там шесть машин столкнулись, когда в районе неожиданно погас весь свет, — усмехнулась, — Работникам службы, ответственной за освещение города, надо бы сделать сэппуку.

— Ты так спокойно об этом говоришь! — поморщилась.

— А! — она отмахнулась, — Если б я всему придавала значение как ты, я бы не была сейчас рядом с тобой.

Папа посмотрел на нее, нахмурившись. Долго смотрел. Вдруг как-то странно улыбнулся. Как будто узнал.

Девочка-убийца зевнула.

— Короче, я тебя поздравляю, что ты упала мордой в кусты. Очень удачное было приземление.

— Чего?! — возмущенно взвыла я.

Если она сказала «мордой в кусты», значит, у меня даже лицо расцарапано?! Что это за ужасное везение?!

— Тебе адски повезло, что на кусты, в которые ты упала мордой, никто не наехал, — усмехнулась эта гадина, — А кому-то не повезло из-за темноты… — зевнула, покопалась в левом кармане, бездонном, выудив, протянула мне конверт, — Это обронила ты. Я отдала. Все, я утопала, — выудила из того же кармана внезапно запищавший мобильник, старый, приложила к уху, щелкнув грязным ногтем по кнопке с зеленой трубкой, — Ну, где тебя носит?! Ась? Какая… птица?.. Да ты …? Да пошел ты в …, …. Нет, у меня все хорошо. Правда, хорошо! — сердито посмотрела на меня, — Просто меня бесит бегать у кого-то на посылках. Нет, только первый и последний раз. Ась?.. У-у, да ты б хоть на карту заранее посмотрел, идиот!!! Да отвяжись!.. — с ненавистью посмотрев на меня — я испуганно отступила обратно на порог своей комнаты — она швырнула помятый конверт мне под ноги, — На, у тебя, выпало. Все я пошла.

— А ты, что ли, видишь в темноте? — растерянно моргнула.

Жуткая девочка на мгновение застыла.

— Нет. Оно выпало днем. Я случайно увидела.

— А почему сразу не подошла?

Помявшись и не глядя на нас, Кикуко произнесла уже потише:

— Да че я… дела должна свои бросать ради вас? Когда смогла — тогда и зашла, — зевнула, погладила заурчавший живот, — Все, старикан, я пошла.

— Раз уж принесла пропажу, то возьми от нас хоть еды, — улыбнулся мой отец, ступив к ней еще ближе.