Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Зевнула, вздохнула. Потерла спину расцарапанную и поморщилась.
— Давай расскажешь в другой раз. Спать хочется. Вот обработаешь раны и пойдем, поспим, — взгляд опустила на пол, вспомнила про сладости, отчасти просыпанные, — Ой, извини!
— Ничего. Не все выпали, — он улыбнулся, — А те, упавшие, можешь выкинуть. Я не обижусь. Да и мы не нищие.
— Нет, пол чистый! — возмутилась и присела собирать цветочки зеленые, — Мы же постоянно его моем. Я и ты.
— Как хочешь, — папа улыбнулся и присел мне помогать.
Я указала ему на руки в мази, о которой
А потом, когда я убрала сладости в шкаф, разложив на черной овальной тарелке без узоров, на которой они смотрелись очень хорошо, матово-зеленые, он продолжил эту неприятную процедуру по борьбе с микробами внутри моих ран.
Но когда мы, зубы почистив, расходились спать — он опять предлагал съездить на кладбище к родственникам один, а я опять возразила — в дверь неожиданно позвонили снова. Мы испуганно переглянулись.
— Кто бы это мог быть? — сказал папа, рассеянно смотря на стену с входной дверью.
— Может, мама? — радостно подпрыгнула я и кинулась открывать.
Сердце мое испуганно остановилось, когда распахнула дверь, и там оказался мужчина, весь измазанный в крови. На друга Кикуко напали? За тех, закопанных? Или… убийца пришел за ней? Или… он убил ее и пришел убивать нас, раз уж девочка-якудза к нам уже заходила? Ох, папа, что же ты наделал?!
— Здравствуйте, господин Такэда. Привет, Сеоко! — поздоровался этот жуткий человек подозрительно знакомым голосом.
Я смотрела на него в ужасе. Я не понимала, кто это! И еще столько крови на его одежде! Ох, он ранен?
— Здравствуйте, господин Сатоси! — улыбнулся мой отец, ступил к нему, сжал плечо, — Но что это с вами? Вы ранены?! Вам б скорую…
— Скорая нужна ему. Я уже позвал, — наш полицейский вздохнул и устало присел на порог. — Если можно, я был бы рад попросить стакан воды.
— Чай, лимонад, молоко?.. — взволнованно предложила сама.
— Просто воду, — улыбнулся участковый. Хотя сегодня он был во внештатной одежде, видимо, у него сегодня был выходной, который что-то ужасное нарушило, — Благодарю, Сеоко!
Я убежала на кухню, но старательно слушала, о чем они там говорят. Но пока ни о чем. Папа настаивал, чтоб Сатоси-сан срочно обратился в больницу, а тот взволнованно говорил, что та кровь не его.
— Благодарю, Сеоко! — повторил молодой мужчина, когда я принесла ему стакан — и залпом выпил всю воду.
Сбегала и принесла ему еще. Он выпил уже половину. Вздохнул. Вернул мне стакан, оставив на стекле отпечаток крови.
— Но что случилось? — встревожено потребовала объяснений.
— Ах, да… — он торопливо поднялся, цепляясь за косяк, — Он ранен… я его скорой отдал. Доехал с ними до больницы. Но у реанимации вспомнил, что Сеоко-тян с ним тоже дружила. Может, помолишься за него? И… — голос доброго полицейского дрогнул, — И сходишь потом его проведать?
— Но кого? — вскричала, а потом уже вспомнила, задрожала.
Рескэ-кун или Синдзиро-сан? Кто из них ранен?!
— Тише, милая! — отец сжал мое плечо, — Соседи спят.
— Да какое там! —
Вздохнув, он признался.
— На Синдзиро напали. Я его неподалеку от вашего дома нашел, потерявшего сознание. И… — тут он оборвался, смутившись.
Я сжала его руку, крепко-крепко:
— В него стреляли?!
Папа как-то странно посмотрел на него. На нас. Нахмурился.
— Нет… — мотнул головой полицейский, — На него как будто напал большой зверь. Раны рваные.
— Много?.. — всхлипнула я, разглядывая его рубашку и штаны в многочисленных пятнах крови.
— Много, — не стал скрывать мужчина. — Вся грудь была разорвана. Я позвонил коллегам — теперь они пересматривают записи камер на улице. Ищут людей с большими собаками, — вздохнул. — Как будто его собаками затравили, — покосился на меня, смутился. — То есть, попытались. Но он был еще жив, сердце билось. Я перевязал его своим пиджаком, скорую позвал…
Пиджаком?..
Растерянно оглядела нашего участкового. Он не выглядел чрезмерно мускулистым. Но… это ж как надо было разозлиться или испугаться, чтобы разорвать на полоски толстую ткань пиджака! И… и не пожалел же! Наш Сатоси-сан очень добрый!
— Это ужасно, затравить человека собаками! — молодой полицейский сжал кулаки, вздохнул. — Боюсь, хозяин был из влиятельных. Может, он и поспособствовал, чтобы свет пропал в городе. Чтобы не было электричества. И, соответственно, не было записей внешних камер, — разжал кулаки, вздохнул, оперся плечом об косяк. — Но кому мог дорогу перейти наш Синдзиро-сан?.. В его магазинчике не был совсем уж большой доход.
— Думаете, на него рассердились якудза? — всхлипнула я.
— Может… — добрый мужчина вздохнул, — Я просто не знаю, кому еще может понадобиться натравить на человека собак!
— А еще кто сможет вырубить электричество по всему городу на несколько минут! — теперь вздохнула уже я.
— Разве что он дочку или жену главы какого-то клана якудза оскорбил, — папа не смотрел на нас. — Девушки постоянно крутились вокруг его магазина, но он особо им внимания не уделял, хотя и был очень любезен. Бабником его не звали особо. Скорее, возмущались на его холод… — серьезно на меня посмотрел, спросил неожиданно: — Сеоко, хочешь навестить его в больнице? — помолчав, прибавил: — Если он очнется до утра. Ты, кажется, с ним дружишь?..
Это мой любимый!
Но вслух не сказала ничего, только кивнула.
И папа как-то странно смотрел на меня, долго, а потом пошел собираться. И правильно, друзей надо поддерживать. Даже если они нас предали. Он же выгнал меня! Или… мне не надо приходить?..
Сердце сжалось напугано.
Но на него натравили собак. Преступника не нашли. Он перешел дорогу кому-то очень влиятельному. А вдруг, если я в эту ночь не приду, то он совсем-совсем умрет — и я его больше никогда не увижу? Только вот приду на его могилу, как тот Синдзиро из моего сна.