Моя Шамбала
Шрифт:
– Вова, я не понимаю, что-то случилось?
– на лице отца было удивление.
– Да ничего не случилось. Она должна была пережить свое рождение вновь. В этом и заключалось лечение.
– Мам, ты слушай, что со мной было. Сначала я испы-тывала муки схваток, весь процесс родов и блаженное со-стояние радости. Потом я уже не рожала, а сама рождалась. Я испытывала чувство невесомости. Это непередаваемо приятное ощущение. Казалось, я погружена в жидкость в какой-то емкости. Я плавала в этой жидкости в позе заро-дыша. Вдруг появились другие ощущения - словно я закова-на в какой-то деревянный скафандр и освобождаюсь от него,
А еще я чувствовала, как холодное пламя вылечивает меня. Оно словно пожирало мою болезнь.
– Это что, сон, Володя?
– Наверно, сон, - согласился я.
– Сон?
– недоверчиво посмотрела на меня Мила.
– Хо-рошо!
А это тогда что?
И она сделала то, чего я от нее не ожидал: отвернула горловину свитера и показала синяки на шее.
– Мила, что это?
– Кира Валериановна уставилась на шею дочери. Отец вопросительно посмотрел на меня. А я с ужасом ждал, что она ляпнет на этот раз.
– Когда я появлялась на свет, меня что-то душило, я испытывала страх, я задыхалась и, как вы говорите, во сне хватала себя за горло.
Я вздохнул с облегчением, потому что от нее можно было ожидать всего чего угодно. Она бы могла сказать "не знаю", и мне пришлось бы объяснять, что это за синяки и кто ее душил. Хотя я бы не удивился, если бы она сказала, что это я душил ее.
Кира Валериановна неожиданно спокойно отреагиро-вала на объяснение дочери. Она только поднесла свой кру-жевной платочек к глазам и сказала;
– Да, доченька, в самом деле, тебя душила пуповина, которая обмоталась вокруг шеи. Я так была рада, когда все закончилось благополучно, и ты появилась на свет...
В конце концов, мне пришлось рассказать отцу о пе-режитом мной необычном ощущении, которое стало клю-чом к болезни Милы. Отец, как всегда, стал искать объяс-нение этому явлению.
– Знаешь, сынок, когда младенец появляется на свет, между ним и матерью нет границ - это единое целое. И пе-реживания у них общие. Нет ничего удивительного, что ре-бенок запоминает ощущения матери. Правда, есть еще одно объяснение. По мнению Юнга, каждый человек может оживить в себе память предков. Это обобщенные образы - мужское и женское начало, материнское состояние, пере-живание родов. Хотя наша наука осудила юнговскую тео-рию психоанализа как реакционную. И то: ученик Фрейда. А фрейдизм - вообще не стоящая внимания чушь.
Был у нас с отцом разговор и об этих злополучных си-няках на шее Милы. Я уверял, что она не могла себе наста-вить синяков, синяки появились сами.
– Как же они могли появиться сами?
– усомнился отец.
Тогда я напомнил про ожог, который у меня как-то появился на глазах у отца, когда я представил, что держу руку над пламенем.
– Возможно, - согласился отец.
– Тогда это могут быть следы от воображаемой пуповины...
Еще несколько раз я ездил в генеральский особняк один. Я продолжал лечить Милу энергией своих рук.
Болезнь отступила. После того как она побывала в не-обычном состоянии, у нее исчезли головные боли. Мила отказалась
Как-то нас еще раз позвали вместе с отцом. Генерал прислал за нами машину вечером. Мы с Милой ушли в ее комнату, а отца генерал увел к себе в кабинет. Варя унесла к ним закуску, и сидели они там очень долго.
Меня Кира Валериановна поила чаем и была ко мне очень доброжелательна. Мила меня все время дразнила и говорила колкости, а мать одергивала ее и, обращаясь ко мне, говорила:
– Вы, Володя, на нее не обращайте внимания. Она не хочет вас обидеть, просто у нее такой вредный характер.
Мы уехали домой, когда уже смеркалось. От отца по-пахивало коньяком, он был в хорошем расположении духа, хвалил генерала и уверял, что тот человек редкого ума, но о чем они там говорили, рассказывать не стал. Мы знали только, что отец просил генерала никому из знакомых не говорить обо мне, но скорее он намекал на подруг Киры Ва-лериановны.
На следующий день шофер Фаддея Семеновича привез аккуратный сверток. Когда мы сняли шуршащую перга-ментную бумагу, под ней оказались шахматы. Шахматная доска была инкрустирована янтарем и малахитом, а шах-матные фигуры из слоновой кости и черного дерева изо-бражали войско. Король и королева - шах и шахиня, на боевом слоне - погонщик, на коне - арабский наездник, ладьи изображала крепостную башню, а пешки - индийских солдат со щитами и копьями.
Отец с восторгом разглядывал фигуры, был смущен и не знал, как поступить с подарком. Вернуть, значило оби-деть хозяина. И оставить неловко. Будет похоже, что Милу лечили из корысти.
В конце концов, решили поговорить с генералом, если удастся, или с Кирой Валериановной.
А недели через две отца пригласили в обком партии к самому первому секретарю и предложили на выбор долж-ность секретаря райкома или зам зав. отделом обкома пар-тии. Отец сослался на то, что еще не совсем оправился по-сле ранения, и спросил, нет ли какого-нибудь места для не-го по специальности. Первый пожал плечами и сказал с со-жалением:
– Жаль, вы нам подходите. Тем более вас рекомендуют очень ответственные люди... Ну что ж, поправляйтесь. К этому вопросу можно вернуться позже. А работу мы вам по-ка подберем. И подлечим. Я распоряжусь, чтобы вас при-крепили к нашей поликлинике.
– Ну и правильно, - сказала мать отцу.
– Собачья рабо-та. Не с твоим здоровьем, высунув язык, бегать по району.
– Там бегать не надо. Первому секретарю машина по-ложена.
– Не нужна нам никакая машина.
Секретарь обкома свое слово сдержал. На этот раз отца пригласили к заведующему промышленным отделом. Здесь тоже был выбор: директором какой-то фабрики или глав-ным инженером какого-то комбината. Отец выбрал вто-рое... Мать по этому поводу сказала:
– Ну и правильно. У главного инженера ответственно-сти меньше. За все отвечает директор.
С Милой мы еще какое-то время встречались. Раза два по ее просьбе за мной присылали машину. Мы даже гуляли в Купеческом гнезде. Я ей еще был интересен.
Кира Валериановна усаживала меня за стол, угощала шоколадными конфетами и печеньем, спрашивала про школу, про родителей.
Потом они с Кирой Валериановной уехали на море. Вернулись к самому началу учебного года, и наши встречи как-то сами собой прекратились.