Моя Шамбала
Шрифт:
– Ну, нашли. И что? Воры-то не сами небось золото продавали. А тот, кто продавал, уже тю-тю, давно и след простыл. А то отсиживается где-нибудь.
Почему-то мне вспомнился Курица, и я ясно предста-вил, как тот сидит на корточках у ворот своего дома и зорко оглядывает улицу, буравя своим черным тяжелым взглядом прохожих и коротко перебрасываясь одной-двумя фразами с шустрыми шкетами, которые изредка прошмыгивают мимо него, на секунду замедляя мелкий шаг.
Мать с тетей Ниной уже сменили тему разговора и го-ворили о какой-то тете Симе, и я, быстро запив ужин чаем, с куском черного хлеба, посыпанного
Вадик, племянник врача Васильковского, просидел в КПЗ всего сутки. Он был виноват косвенно. Много болтал и выведать у него все, что ему было известно, жуликам не со-ставляло труда. К тому же племянник терпеть не мог своего дядьку и на каждом шагу рассказывал, какой тот жлоб: "На золоте сидит, а родная сестра в рваных туфлях ходит".
Через неделю пришел Мурза, осунувшийся, небритый и ссутулившийся еще больше. Золота купил он не много. "Два кольца, цепочку и золотые часы", - поведал нам Му-хомеджан.
Перед следователем клялся Аллахом, что не знал, что вещи краденные. Вряд ли ему поверили, но отпустили, ско-рее всего, из-за преклонного возраста.
– Кого-нибудь подкупил, - не поверила тетя Нина.
– С деньгами все можно.
Мать только пожала плечами.
Взяли Курицу и увезли на "воронке". Следствие по-дозревало его в организации кражи, но вскоре и он был ос-вобожден за недостаточностью улик. А после этого сразу взяли еще троих.
После суда стали известны подробности, которые мы уз-нали от Витьки Моти - все же его отец служил в милиции...
В дом к Васильковскому пришли среди белого дня, ко-гда он был один. Вошли так тихо, что он даже не заметил. Может быть, и слышал какой-то шорох, но не придал этому значения, инстинктивно полагаясь на собаку, немецкую ов-чарку Найду, озверевшую от цепи. От злости собака даже уже не лаяла, а хрипела.
Овчарка лежала недалеко от ворот, вытянув лапы и ус-тавившись стеклянным глазом куда-то в небо. Язык выва-лился и свисал до земли, а на нем застыла белая пена. Со-баке бросили через ворота кусок мяса, щедро начинённого цианистым калием, и она, даже не успев брехнуть как сле-дует, проглотила "угощение", хотела заскулить, но только жалобно пискнула и сдохла.
Хозяин увидел грабителей, когда те уже стояли перед ним. Перепуганный до смерти и потерявший дар речи, он ловил воздух ртом и не мог выговорить ни слова. Доктора даже не пришлось бить. Увидев в руке одного из грабителей финку, угрожающе поблескивающую холодной сталью, он показал на комод, где под бельем в нижнем ящике воры нашли десять тысяч рублей сотенными купюрами. Один из воров рассовал деньги по карманам штанов, отчего карма-ны внушительно вздулись, но не выразил при этом никако-го восторга, сел на
– Золото!
Вот тут Васильковский и стал заваливаться на бок и свалился бы со стула, не поддержи его второй грабитель, стоявший рядом. Хлестнув хозяина пару раз по щекам и дав ему воды, жулики привели его в чувство, но не стали дожи-даться, когда к нему вернется дар речи, принялись за дело сами. Они довольно быстро нашли пару тайников. Из печ-ной вьюшки вынули жестяную коробку дореволюционного изделия из-под монпансье, перевязанную бечевкой. Короб-ка была доверху наполнена золотыми вещицами: кольца-ми, серьгами, перстнями, цепочками и другими ювелир-ными безделушками.
Подняв квадратную плитку паркета, достали шкатулку черного дерева. В шкатулке лежали более крупные золотые вещи: браслеты, часы; хотя было там достаточно и колец, и перстней, но более массивных, чем в коробке из-под мон-пансье, и без камней.
Хозяин держался за сердце и выл тоненьким голосом. Бандиты торопились. Они ссыпали содержимое коробки и шкатулки в дермантиновую хозяйственную сумку, прине-сенную с собой, и направились к дверям, но один из них вернулся, подошел к столу, у которого сидел хозяин, сдер-нул скатерть и покачал массивные резные ножки. Потом попробовал отвернуть одну из них. Ножка поддалась. Вор открутил ножку, перевернул ее, и из нее посыпались золо-тые монеты. Он собрал их и сложил в карман пиджака.
– Ладно, пора рвать отсюда, - поторопил его подель-ник.
– Адзынь,- оборвал его первый и стал откручивать вто-рую ножку, но там ничего не оказалось, и он, махнув рукой, устремился к двери, тем более, с улицы донесся свист.
Вот тут у Васильковского и случился припадок. Глаза его налились кровью, лицо побагровело, и он, захрипев, по-валился на пол...
Вернувшиеся с базара тут же после ухода воров, жена с падчерицей нашли хозяина на полу без сознания. В боль-нице Васильков оклемался, но вся левая сторона оказалась парализованной, рот перекосило, и он только мычал что-то нечленораздельное.
Когда воров арестовали, жена Васильковского и девка на очной ставке признали в одном из сообщников электри-ка, который приходил к ним проверять проводку, хотя они никого не вызывали. "Электрик" сказал, что это профилак-тика, и что она проводится каждый квартал. Он ходил по всей квартире с плоскогубцами, щелкал выключателями, потом попросил расписаться в книжке и, вежливо изви-нившись, ушел.
Воров судили. Двоим дали по пять лет, одному, "элек-трику", который стоял на шухере, - три.
Золото Васильковскому не вернули, конфисковали как незаконно нажитые нетрудовые доходы. И если бы не ин-сульт, поразивший пострадавшего, судили бы. Так что, не-известно, что лучше, лесоповал или постельный режим при домашнем уходе...
– Да ну, Шур, ни за что не поверю, что всё взяли!
– ска-зала тетя Нина моей матери.
– Небось столько же еще где-нибудь припрятано.
Глава 21
Банная круча. Навязчивая идея. Крутой спуск. Прием в комсомол. Принципиальный Третьяков.