Моя Шамбала
Шрифт:
– Погоди, Кум, - Орех обнял Кума за плечи и с силой подтолкнул к двери.
– Надо б выпить!
– сказал Кум уже на улице, возбуж-денный.
– Говорил, давай возьмем по сто пятьдесят, - напомнил Орех.
– Можно бутылку взять. Магазин напротив сквера Ге-роев. Все равно в ту сторону идем, - посоветовал Мирон.
– А выпить в сквере можно.
– В сквере нельзя, лягавые ходят. В вытрезвитель по-падем. Выпьем во дворе пятиэтажки, - сказал осторожный Орех.
Пили из горла, закусывали огурцом, который им вы-ловили из бочки в магазине. Мирон
– Все, Кум, допиваем и пойдем, - сказал Орех.
– Мирона надо до дома проводить.
Орех тоже захмелел и говорил медленнее обычного, тщательно подбирая слова, но на ногах держался твердо. Кума, казалось, водка не брала, но он был не в духе, - гово-рил мало и больше слушал, но Орех этого не заметил.
– Я матери хотел пряников купить, - сказал Кум.
– Вы идите, я догоню.
– Да ладно, сам доведу, не суетись. Все равно по домам расходимся. Мы сейчас по Дзержинской, там рядом. Ты да-вай через дворы, - решил Орех.
– Ну, гут! Тогда до завтра! Они обнялись и разошлись...
Удар был страшным. Кум, как оглушенный на бойне бык, упал на колени и сделал попытку подняться, но тело не подчинилось, будто многопудовая плита придавила его и гнула к земле, а земля уходила из-под ног и вдруг стала с бешеной скоростью вращаться, меняясь местом с небом, по-том все слилось в один сплошной круг, который стал быст-ро уменьшаться, превращаясь в черную точку. Сознание померкло, и он распластался на снегу темного полупроход-ного двора, рассыпая розовые пряники и окрашивая снег кровью, не дойдя двух шагов до невысокого кирпичного за-бора, через который он собирался перемахнуть легким ко-шачьим касанием, чтобы через минуту быть дома.
– Готов!
– сказал мужик в фуфайке, склонившись над Кумом.
– Ну вот, а говорили, здоровый!
– другой, в полупальто с кроличьим воротником, сплюнул сквозь зубы:
– Мотаем отсюда.
И они растворились во тьме двора.
Когда его нашли утром в луже крови, он еще был жив и что-то пытался сказать, но только пошевелил губами. Врач, осмотрев рану на голове пострадавшего, безнадежно махнул рукой. Рану, как могли, обработали, перевязали, и Кума отвезли в палату. К вечеру Кум впал в кому, а ночью умер, не приходя в сознание...
– Да ничего подобного, - кричал Семен Письман.
– Их было человек десять. И они ничего не могли с ним сделать. Если бы сзади не стукнули ломом по голове, он бы их по-убивал там.
– Откуда лом-то?
– усмехнулся Мухомеджан.
– Кто с собой лом на такое дело берет? Там невдалеке обрезок тру-бы нашли.
– Не, огольцы, - сказал Пахом, - не так все было. В кафе на них задрались курские. Курских было человек шесть. Орех, Кум и Мирон отметелили их, дай боже. Тогда курские послали кого-то выследить Кума. Наши, ничего не подозре-вая, шли себе своей дорогой и не видели, что за ними кто-то следит. Тот, кто следил, дождался, когда Кум останется один, и сзади ударил по голове.
– Откуда же курские знали, что Кум
– заметил Самуил.
– Они же втроем шли. А Орех с Кумом и живут рядом.
– А они и не знали, - вмешался Мухомеджан.
– Кто ос-тался, того и грохнули.
– Как же теперь Орех с Мироном против шпаны?
– ска-зал, ни к кому не обращаясь, Пахом.
– Орех летом вообще один останется, - заметил Мотя-старший.
– Мирон, вроде, в мореходку собирается.
– Если доживет до лета, - мрачно буркнул Пахом.
– Вчера мне Мишка Горлин, сосед Ореха, сказал, что они вместе решили в мореходку ехать. А если кто не посту-пит, вместе в Армию пойдут, - сообщил новость Мухомед-жан.
– Ореха в армию не возьмут, у него бронь, он же на оборонном заводе работает.
– Бронь на мирное время не распространяется. Все равно в армию идти, позже - хуже. А Орех уже давно дол-жен был служить, - объяснил Самуил.
– У Ореха мать одна останется, он единственный кормилец.
– Кум тоже единственным кормильцем был, - поста-вил точку в этом невеселом разговоре Самуил, и мы разо-шлись, похоронив самую яркую легенду наших дворов и нашей юности.
Глава 23
Запах весны. Подарок к 8 Марта. Индивидуалист Себеляев. Ворованные деньги. Позор.
В последний день зимы погода стояла весенняя. Люди, отвыкшие за зиму от солнца, жмурились от нестерпимо яр-кого света и улыбались. Хотелось снять шапку и варежки. Но солнце еще только примерялось, и его холодные лучи не грели, хотя мягкий, податливый снег уже не скрипел под ногами, а с крыш капали капели, и с грохотом рушились со-сульки. На ум ничего не шло. Хотелось на улицу, и ученики все чаще смотрели не на доску, а на окна, за которыми, не торопясь, шли люди в пальто нараспашку и вдыхали через форточку сводящий с ума запах весны, по лошадиному раз-дувая ноздри.
– Пацаны! Зою будем с Восьмым Марта поздравлять?
– спросил староста Женька Богданов.
– Будем, - вяло вразнобой ответили пацаны.
– Хер ей!
– сказал зло Себеляев.
– Она мне двойку хо-чет в четверти поставить.
– Она ничего не хочет, Себеляй. Это ты хочешь, чтобы она тебе эту двойку поставила, если тебе лень три парагра-фа вызубрить, - возмутился Богдан.
– Мне что? Я как все, - буркнул обиженный Себеляев.
– По сколько?
– спросил Валька Климов.
– Ну, кто сколько может. А вообще, нужно бы рублей пятьдесят набрать.
На следующий день почти все принесли деньги. Пяти-десяти рублей не набралось. Но тут Себеляев вынул из кар-мана своих заляпанных чернилами штанов три скомканные тридцатки и положил одну в общую кучу.
– А это я отдельно подарок куплю, - сказал важный как индюк Себеляев, запихивая остальные деньги назад в кар-ман. Мы обалдело смотрели на Себеляя.
– Ни хрена себе!
– присвистнул Пахом.
– Откуда у тебя столько?