Моя сто девяностая школа

Поляков Владимир Соломонович

– Подлиза! – крикнул Женя Данюшевокий.

– Я не подлиза, но так уж получилось, – сказал я. – Мне обидно, что я так поступил. Но я не предатель. Я даю честное слово, что я не предатель. Хотите – бейте меня, но не объявляйте мне бойкот. Я не могу потерять своих товарищей даже на месяц.

Встаньте все в очередь, и пусть каждый меня ударит.

Хотите – в нос, хотите – в зубы, хотите – куда хотите. Я заслужил. А я докажу, что я не предатель и никогда ни на секунду не изменю вам!

– Примем его предложение? –

спросил Селиванов. – Тогда становитесь в очередь.

Первым встал в очередь Штейдинг. Он. был самым сильным. Подойдя ко мне, он сказал:

– Сам предложил. Твоя идея. – И, размахнувшись, так дал мне по носу, что я до сих пор удивляюсь, как он не свернул мне его набок. Впрочем, если приглядеться внимательней, то можно заметить, что он у меня смотрит немного в сторону.

Третьим был самый маленький в классе Лева Каценеленбоген. Ему трудно было бить меня по лицу, и он стукнул меня ногой в живот. Это было очень больно и унизительно.

И тогда Леня Селиванов сказал:

– Хватит с него, ребята. Он уже получил.

– А как же мы? – спросил Олег Яковлев. – Мы же все еще не ударяли. Изменил он всем, а били только трое…

– Но трое били за всех. Видите же, он еле стоит, – сказал Леня. – Все. Ты получил то, что заслужил.

А теперь – дай руку.

И все пожали мне руку.

Как я был счастлив! Как важно и как дорого было для меня это рукопожатие.

Больше я никогда не изменял своим товарищам.

Это был для меня урок на всю жизнь.

ИНФЛЮЭНЦА

Ура! Я заболел. Я очень люблю иногда болеть.

У меня инфлюэнца и температура тридцать семь и восемь. Пришел доктор Бухштаб, стукал меня по груди холодными пальцами, прикладывал ухо к моему сердцу, говорил, чтобы я не дышал, а сам сопел.

– Нужно лежать, – сказал он и прописал мне вкуснейшую микстуру.

Мама принесла ее в граненом флаконе с оранжевой крышечкой, похожей на капор. К флакону был прикреплен резинкой длинный хвост рецепта с нерусскими буквами.

Я не могу сказать, что я не любил ходить в школу.

Там были мои друзья, и почти каждый день я узнавал там от учителей что-нибудь новое и интересное, но каждый день ходить в школу – это все-таки слишком часто. И потому полежать дней пять-шесть в постели – это блаженство. Да еще зимой, когда на улице холодище. А дома топится печка, потрескивают поленья и ласковый огонь убаюкивает своим теплом.

Мама не спрашивает: "Почему ты не занимаешься? Приготовил ли ты уроки?" У нее совсем другой разговор, другие интересы: "Как ты себя чувствуешь, Володичка? Не болит у тебя головка? Может быть, ты что-нибудь хочешь?"

Мама покупает для меня в магазине черную икру, жарит вкуснейшую куриную котлетку и дает мне горячий чай с малиновым вареньем.

А

папа тоже совсем другой. Он сидит возле моей постели и рассказывает боевые эпизоды из своей фронтовой жизни, как он чуть было не угодил в расположение пруссаков и как он учился ездить верхом.

А когда мама и папа уходят, я лежу и читаю увлекательную книжку Густава Эмара, и никто меня не тревожит. Хорошо иногда поболеть! Правда, немножко болит голова и чуть познабливает, но это можно терпеть.

Папа ушел на работу, а мама пошла в магазин чтото покупать к ужину. Я играл на кровати оловянными солдатиками. В это время на парадном раздался звонок, я вскочил с постели и босиком побежал открывать дверь.

В дверях стоял Леня Селиванов.

– Можно к тебе? – спросил он.

– Наверно, нельзя, – сказал я. – Заходи. Дома никого нет.

– Я зайду, – сказал Леня.

Он снял пальто и вошел в комнату.

– Счастливый ты человек, – сказал он, – лежишь, читаешь, делаешь, что хочешь, а я должен готовить уроки. Что это у тебя в банке?

– Малиновое варенье, – сказал я.

– Дай попробовать.

Я пошел в кухню, достал в шкафу блюдце и ложечку и принес Лене.

– На, пробуй.

– Я лучше прямо из банки, – сказал он и съел все варенье.

– А это у тебя что? – спросил он, указывая на вазочку с конфетами.

– Это конфеты "Лоби-Тоби".

– Люблю этот сорт, – сказал он и съел все конфеты.

Тут вернулась мама. Увидев Леню, она пришла в ужас.

– Зачем ты пришел?! – разволновалась она. – Володя болен, ты можешь заразиться, немедленно уходи.

– А может быть, я как раз хочу заболеть? – сказал Леня. – Я специально для этого пришел. Мне нужно отдохнуть от занятий, и я решил немножечко поболеть.

– Как тебе не стыдно! – сказала мама. – Сейчас же иди домой, если не хочешь, чтобы я пожаловалась твоей маме.

– Не хочу, – сказал Леня. – Я лучше тогда уйду.

Не спеши выздоравливать, Володька. У нас заболела Мария Владимировна, и по математике вместо нее – Андриевский. Всех спрашивает и всем ставит "неудовлетворительно". Поболей еще. Я надеюсь, что полчаса, которые я посидел у тебя, вполне достаточно для того, чтобы я заболел. До свидания.

И Леня ушел.

– На улице мороз, застегни пальто, – сказала мама.

– Вот потому я его и не застегиваю, – сказал Леня.

ОБЩАЯ ФОТОГРАФИЯ

Недавно, разбирая ящики письменного стола, я нашел эту фотографию. Она немного пожелтела, в двух местах порвалось серое паспарту, на которое она наклеена. Паспарту испещрено царапинами и морщинами. И это не мудрено: фотографии пятьдесят три, а то и пятьдесят четыре года.

Я беру увеличительное стекло и смотрю.