Моя страна - прежде всего!
Шрифт:
— А Варенька? Что с ней? — вспомнил Алексей о дочке казака. Антип поднял голову и он снова увидел мёртвые глаза старого пластуна.
— Варенька? А запинали её. Чтобы своим криком не мешала им мою Лушку… — горько закончил казак. — Они теперь каждую ночь приходят ко мне… Улыбаются. Потому и пил часто. А сегодня ночью Лушка одна пришла… Погладила меня по щеке, улыбнулась, и сказала: — "Соскучилась я по тебе, Антипушка! И детишки наши тоже!".. И ушла.
Он встал, поправил одежду и сказал:
— А теперь уходи, Алексей Дмитриевич! Всё что знал, я тебе передал. Желаю тебе прожить свою жизнь не зря! Прощай!
— Прощайте, Антип Петрович! Когда увидите своих… там, наверху… передайте, что я постараюсь
— Они уже знают.
Он вышел из хаты и направился по улице. Не сдержавшись, Алексей, наскоро покидав свои вещи в мешок, выбежал за ним, гадая что он задумал. Тот шагал целеустремлённо, с шашкой в руке, прямо к зданию сельсовета. Насколько помнил Алексей, сегодня там должно быть совещание, на которое приехали несколько других директоров колхозов и совхозов, все коммунисты. Так вот что задумал старый пластун..
Когда Алексей уже удалился, вдалеке раздались крики и несколько выстрелов. Он перекрестился и мысленно сказал:
"Всё, отмучился ты, Антип Петрович… Сколько смог столько и сделал. Теперь моя очередь!"
Берлин. Дом Груберов.
21 апреля 1940 года.
Ханна Грубер.
Она стояла дома, потягивая бокал вина и с отвращением смотрела на мужа, который продолжал спать после грандиозного праздника дня рождения фюрера. Воспользовавшись этим железобетонным предлогом, он напился до такой степени что не смог сам открыть дверь дома и свалился прямо на пороге. Привлечённая шумом, она открыла дверь и с трудом смогла затащить его в холл. Прислуга была вся отпущена, а самой ей было не под силу дотащить пьяное тело на кровать. Да и желания такого не было. Раз он такая свинья, то пусть и спит как свинья!
Так он и продолжал лежать там со вчерашней ночи. Её омерзение к нему ещё больше увеличилось, когда, проходя мимо, она обнаружила что он обоссался. Характерный запах заставил её скривиться и поскорее уйти в дальнюю комнату. Сама она отметила праздник скромно, с парой подруг. Несколько любовников звонили, приглашали в себе, но Ханна, почему-то, не чувствовала в себе желания провести с ними время, даже с Куртом, молодым лейтенантом Люфтваффе, с которым познакомилась неделю назад. Странно, что это с ней такое творится? Физически она великолепно себя чувствует… Значит, психологически не хочет? Вспомнив их постельные забавы она почувствовала… пустоту. Ничего внутри не дрогнуло. Но едва она вспомнила про Гюнтера, тело тут же отозвалось, снизу окатило теплом, в голове появились знакомые шаловливые мысли, а на лице довольная улыбка. Получается, она крепко запала на Гюнтера и он вытеснил из её головы всех остальных соперников?
Ханна нахмурилась. Если это так, то у неё серьёзная проблема. Она прекрасно понимала что никакого совместного будущего у них нет. И дело не только в возрасте или её замужестве. Гюнтер прямо сказал ей что видит в Ханне только любовницу и ничего больше. В тот момент она была с ним полностью согласна. Что же изменилось? Неужели ей теперь мало бурного секса между ними, когда он берёт её за волосы, шлёпает по заднице и называет своей шлюхой? Чёрт, как же это было здорово!.. "Так, милая подруга, не отвлекайся!" — одёрнула она саму себя. Что теперь она хочет? Чаще встречаться? Без сомнения! Быть ему нужной? Конечно! Стать для него самой-самой? Обязательно!
Не в силах совладать с самой собой, она стала ходить по комнате, медленно отпивая вино из бокала. Что ж, кроме последнего, все остальные цели вполне осуществимы. Вот только стать самой-самой… Как она будет конкурировать с молодой, красивой, влюблённой медсестрой? Какое у неё преимущество перед ней?
В раздумьях она подошла к зеркалу и стала рассматривать своё лицо. Да, время не щадит женщин… Ещё пара лет и не поможет никакая косметика и другие средства. Ханна грустно усмехнулась. Да, глупо думать что она сможет стать для него кем-то большим чем любовница, тем более, ей недолго осталось быть такой привлекательной. Она же видит как многие женщины критически смотрят на неё. В отличии от мужчин, они видят многие её изъяны: морщины возле глаз, дряблая кожа на шее, груди, руках… седые волосы, которые Ханна тщетно пытается закрасить. Наверное, злословят за спиной о том что она пытается молодиться и всё зря..
Ханна приблизила лицо к зеркалу и принялась считать свои морщины на лице, как привыкла это делать каждую неделю. Одна, две, три… семь, восемь… одиннадцать… Она внезапно озадаченно нахмурилась. Что-то не то… Снова принялась считать, решив что ошиблась… Нет, всё равно одиннадцать. Как это так? На прошлой неделе их было четырнадцать, это точно! Вроде бы они были здесь, здесь и… и здесь. А теперь там ничего нет… Повернула голову, посмотрела со всех сторон, снова пересчитала… Невероятно! Куда делись ещё три? На их месте теперь обычная, гладкая кожа. В её возрасте это просто невозможно, они должны увеличиваться, а не уменьшаться. Возможно, это тушь так действует или крем? Нет, не должны, они же просто скрывают морщины а не убирают их.
Удивлённая, она отошла от зеркала и села в кресло. Очень интересно… Нет, это приятно, конечно, но почему это случилось? Возможно, стоит проконсультироваться у подруг и знакомых, может у них были такие случаи? Правда, это маловероятно, иначе она сами бы взахлёб про это рассказали. На всякий случай Ханна тщательно осмотрела свои руки и шею через маленькое зеркало. Похоже, там ничего не изменилось… А кожа? То же самое… Или нет?
Отчаявшись, она отложила зеркало, наскоро переоделась и, переступив через мужа, вышла из дома. Пожалуй, она всё-таки навестит пару подруг и знакомую в парфюмерной лавке и, ненароком, поинтересуется об этом феномене.
Подмосковье. Учебный лагерь осназа НКВД.
22 апреля 1940 года.
Александр Самсонов.
— Подъём!!! Форма одежды — два! Строиться! Быстрее, черепахи беременные! — надрывался чей-то голос прямо у Александра над ухом. Ошеломлённый, он подскочил на нарах и непонимающе огляделся. Последние бойцы, надевая на ходу обувь, выбегали из казармы. Чёрт, он же в лагере осназа! Это не сон!
— А тебе что, особое приглашение нужно!? Живо на улицу, или помочь!? — рявкнул голос высокого детины возле входа в кубрик. Как ошпаренный, он слетел с верхних нар, едва не кувыркнувшись вниз головой, и начал лихорадочно натягивать сапоги с портянками. Уложился, по его ощущениям, секунд за десять. Наспех засунув ноги в неразношенную обувь, Александр рванул мимо дежурного, по прозвищу "Медведь", и выскочил на небольшую площадку, именуемую плац. По сути, это был просто участок вытоптанной земли, размером где-то пятьдесят на семьдесят метров.