Моя судьба. История Любви
Шрифт:
— Там даже животные не вымокли!
— Она права. Я так и скажу в мэрии! О животных и то больше заботятся!
— Конечно, мама! Кролики у господина Вержье никогда не мокнут.
— А ну-ка, дети, заберитесь повыше. Шлепаете по воде, а потом все простудитесь.
Да, начало было неважное, но и продолжение было не лучше. Две или три семьи уже поселились рядом с нами. Мама говорила о них: «Ну, эти — не подарок!.» Они были столь же бедны, как и мы, но гораздо хуже воспитаны. И потому в воздухе висела брань:
— Черти полосатые!. Стервецы!. Мерзавцы!.
В школе сразу же возникло различие
Случалось, ее место рядом со мной пустовало. Тогда на перемене учительница обшаривала раздевалку, действуя своей линейкой, точно шпагой. Обычно она находила Мирей, в ужасе прятавшуюся за висевшими там пальто. А однажды она, как испуганный зверек, забилась за большой шкаф, стоявший в конце коридора. Несчастная стыдилась своих синяков.
— Ну, а что говорит твоя мама?
— Она молчит, а то он и ее поколотит.
Мирей часто удивлялась:
— Неужели твой отец никогда тебя не бьет?
— Никогда.
— Ну, знаешь, тебе здорово повезло.
Так, благодаря маленькой Мирей, я поняла, что мне и в самом деле очень повезло. У нас дома все вместе садились за стол, папа — на одном конце, мама — на другом, но она часто даже не присаживалась, потому что ей хотелось, чтобы мы, дети, получше ели (если даже в доме была только картошка, мама умудрялась готовить из нее разные блюда, чтобы было хоть какое-нибудь разнообразие), либо потому, что ей нужно было покормить или перепеленать очередного младенца. Иногда, вспоминая, что ее сестра в свое время играла на скрипке красивые мелодии, мама напевала незамысловатую песенку:
Когда я спать уже легла,
Тихонько мама подошла
Она поправила подушки,
Мне носик вытерла и ушки…
В нашей семье вообще много пели, и не только в церкви по воскресеньям.
Стены наших домов, лепившихся друг к другу, не столько задерживали, сколько проводили звуки, а потому каждый хорошо знал, что происходит у соседей. Теперь в квартале
Мальпенье не осталось ни одного незаселенного дома. И кто только здесь не жил!
Были среди обитателей квартала и цыгане, люди совсем неплохие и очень любившие музыку. А я очень любила их слушать. Слов я, правда, не понимала, но всегда находилась старая цыганка, и она пересказывала мне содержание песен:
— Он поет о том,
А иногда она говорила:
— Ну, а эту для маленькой девочки пересказывать нельзя!
Старые цыганки знали те же рецепты, что и бабуля. И суеверия у них были такие же. Встретить черную кошку — к беде. Встреча со стадом баранов сулила богатство, но только при одном условии: чтобы завладеть этим богатством, нужно быстро сжимать кулаки столько раз, сколько идет баранов (а сделать это было очень непросто, ведь речь шла о целом стаде).
Понятно, в каждой семье были свои трудности, ведь семьи-то были многодетные. В одном жители квартала были схожи: все они терпели нужду. И, должно быть, именно поэтому, из-за того, что жилось всем одинаково, люди помогали друг другу Нигде больше мне не доводилось наблюдать, чтобы так охотно давали в долг, делились последним. Даже у бедняков бывают праздники, а радуются они праздникам гораздо больше, чем богачи: для них ведь это целое событие. То устраивали пирушку цыгане. В другой раз госпожа Дюран — она была родом из Эльзаса, но вышла замуж за жителя Авиньона — пекла такой пирог, которым лакомилась в детстве, или ягодный торт с корицей.
Мы много пели. И это позволяло нам не обращать внимания на крики жившего напротив буяна, который, приходя в ярость, бил стекла. Но он же плакал три дня подряд, когда в больницу увезли избитого им сына.
Не проходило недели без скандала или потасовки, когда приходилось вызывать полицию. Так что довольно скоро квартал Мальпенье получил прозвище «Чикаго».
Поля были настоящим спасением для матерей из нашего квартала. Они отправляли нас туда гулять и в эти часы были спокойны. Нам же эти «бескрайние» поля казались сущим раем. Однажды я, которую мама считала такой робкой, взобралась на дерево, но спуститься на землю не могла: у меня начинала кружиться голова. Кристиана отправилась за помощью.
— Мирей сидит на дереве?
— Да! На самой верхушке!
— Такая трусиха, как она! Напрасно ты думаешь, что я сдвинусь с места!
Мама поверила тому, что случилось, только когда прибежал Юки и стал с лаем тянуть ее за подол. Юки — это была кличка нашего пса.
Вернее сказать, то был приблудный пес. Он увязался за Матитой, когда мы возвращались из школы. Чистопородным он не был, скорее всего, это был плод любви немецкой овчарки и фокстерьера. И вот мы заявились домой, а по пятам за нами следовал пес.
— Уж не хотите ли вы, чтоб мы кормили еще и собаку?! Нам и самим мяса не хватает!
— Он станет есть то, что ему дадут. Погляди, как он голоден, бедняга.
И тут начался дождь. У мамы, конечно, не хватило духу выгнать собаку за дверь.
— Дождемся прихода отца, а там видно будет. Довольная Матита подмигнула мне.
Но папа вышел из себя:
— Что еще за собака!
— Ты ведь сам так жалел, что дедуле не с кем ходить на охоту с тех пор, как у него не стало Пелетты! — воскликнула Матита. — Я уверена, что у Юки хорошее чутье.