Моя Ж в искусстве

Зеленогорский Валерий Владимирович

Сам он себя ценил, сдал сперму в банк будущих поколений и генетический материал свой не транжирил.

В зрелом возрасте он занялся акробатикой и довел свое тело до фантастической гибкости. Это позволяло ему самому делать так, что его ДНК на сторону не уходила. Он осуществлял полный цикл, все сам — кому доверишь божественное тело?

Вскоре он стал замечать: чужие песни поют у него в голове, совершенно забивая его собственные мелодии. Он пошел к врачам, стал жаловаться, что голоса сводят его с ума, светила смущенно кивали и обещали помочь, но их рецепты не помогали.

Бабкин не мог выступать, он выходил на сцену, начинал петь, но далекие голоса от Фрэнка Синатры до Робби Уильямса сбивали его, хор этих голосов рос и множился, и в этом хоре Бабкин уловил грозное предостережение, смысл которого он понял кромешной ночью — ему они вынесли приговор: «Закрой рот, не нарушай вселенскую гармонию, твой голос лишний в нашем хоре!»

Бабкин перестал петь даже в душе, карающий меч витал над ним, но однажды он заметил, что на караоке это не распространяется, и теперь поет в свое удовольствие, и его ничто не беспокоит.

Первый опыт

В жизни народа очень много разговоров о певцах, артистах и прочих

мастерах художественного свиста…

Нормальные, вполне состоявшиеся люди глупеют, когда за свои деньги нанимают звезду, платят ей, а потом сидят за одним столом и решают вопрос мироздания. Я всегда удивлялся: почему жизнь какой-то Маши Кудлашкиной и ее сожителя интереснее собственной жизни? Ни у кого не возникает желания после обеда пригласить официанта за стол и поговорить с ним за жизнь! Я понимаю выпить со своим врачом, юристом, но вот какого черта все, от уборщицы до олигарха, умирают как хотят знать, что чувствует Пугачева в день бракосочетания с Ф. Божественным! Наверно, свет рампы ослепляет зрителя настолько, что человек, говорящий не своим голосом и представляющий выдуманную жизнь, так интересен окружающим.

Более нахального и мелкого люда, чем наши артисты в большинстве своем, я не знаю до сих пор. Жизнь их тоже не сахар: сначала путь на олимп, где ты всем обязан, морально зависим, потом призрачный успех, месть тем, кто видел твое унижение, новое окружение, где твои фантазии некому проверить, потом закат и напоследок байки, как ты гремел, собирая стадионы и Дворцы спорта. Ну поет человек, не Леонардо, не Рафаэль — чего же следить за его каждым вздохом или пуком? Ах, вчера он был в белом, а сегодня — в синем; был замечен на концерте у своего коллеги, на юбилее «20 лет вместе», и что? Вот так и ходят они друг к другу на перекрестное опыление.

Я совершенно случайно пришел в этот шоу-бизнес уже зрелым человеком около сорока лет. Рухнула система концертных организаций в конце девяностых годов, и любой человек мог организовать гастроль любимому артисту. Мои друзья из города детства попросили меня пригласить каких-нибудь артистов на городской праздник, посвященный 1 Мая. Я работал в НИИ, руководил сектором, имел опыт проникновения в театры, а эстрада мне не очень нравилась, песни о далекой и светлой жизни как-то не входили в мой быт. Песни нравились не совсем цензурные, а их люди в Кремлях не пели. Я в какой-то день посмотрел на афиши и решил, что надо бы пригласить Кобзона. Пришел я на служебный вход зала «Россия» — никаких секьюрити тогда и в помине не было, — прошел на сцену, где репетировал Иосиф Давыдович. Он стоял у рояля и пел. Дождавшись паузы, я изложил ему просьбу своих друзей. Он спокойно выслушал меня, никуда не послал и сказал, что гастролями занимается его директор. Я не знал тогда, что у человека может быть директор; в бане, на заводе — это мне было понятно, но директор у человека — очень смешно! Кобзон показал мне на усталого, задерганного еврейского мужчину, который больше походил на доктора в районной поликлинике, чем на директора большого человека. Директор сказал, что у них все расписано: Кремль, Колонный зал, Барвиха — надо было раньше думать. Я стал прощаться, но он задержал меня и посоветовал обратиться к директору Лещенко, дав мне его телефон. Мы вели долгие разговоры с этим директором, наконец все сладилось, я приехал в город детства, Лещенко спел, получил деньги, и я за два выходных заработал одну тысячу рублей при зарплате в месяц 180 руб. После Лещенко были другие мастера жанра, и в конце сезона меня пригласил на постоянную работу администратора известный маэстро. Слава в тот момент у него зашкаливала. Зарплату мне дали 600 руб., и я сказал в НИИ, что иду работать в советско-швейцарское СП, и попрощался с народным хозяйством, которое вскоре развалилось. На дворе был 1987 год, год перемен: «Перемен требуют наши сердца» — пел идол с раскосыми глазами. Маэстро жил в центре, напротив Старой площади, в двухкомнатной квартире. Открыл он мне дверь в трусах. После легкого общения он спустил трусы и показал мне свой член на предмет исследования на наличие триппера. Я слегка охуел, но опыт диагностики данного заболевания у меня был. Глаз не подвел, это был мнимый триппер, что подтвердил последующий анализ. День начался нехило, пролог удался. Следующим пунктом была встреча с крупной партией валюты, которую маэстро желал приобрести для укрепления своих позиций. Я понял, что ст. 88, часть 2 УПК уже на горизонте. Я должен был сыграть роль покупателя. Маэстро передал мне сверток в газете, полный красненьких пачек тысяч на двадцать. Менялы пришли через час, я показал им наличность (курс тогда был 3 к 1). Денег у них с собой не было — это была пристрелка. Много лет спустя на каком-то приеме я встретил этих двух банкиров, уже легальных, и они с почтением пожимали мне руку, подмигивая мне, как серьезному клиенту из благословенного прошлого. Маэстро постоянно звонил кому-то, не переставая, по списку дел, которых было, по-моему, штук тридцать. Потом мы поехали в колбасный магазин, где директор одарил любимого артиста копченостями; мне также перепало микояновских деликатесов. Вечером планировался ужин в «Узбекистане» в кабинете, где маэстро принимал двух будущих министров обороны и одного президента Кавказского региона. Я был за столом для расчета и разруливания экстремальных ситуаций. Маэстро тогда был в завязке, пил кока-колу, а я выполнял роль его горла. Пить в это время я еще не умел, а офицеры глушили в темпе скорострельной бортовой пушки. Часам к десяти я держался только на чувстве долга, два раза бросал харч в местном туалете — организм боролся с интоксикацией. Разговоров я не помню, по-моему, обсуждалась проблема награды нашего артиста орденом. Генералы после четырех литров на троих уехали в действующую армию, а я, артист и будущий президент поехали в ночной бар гостиницы «Россия», где зажигали люди под цыганские напевы. Все закончилось часов в пять; я до-ехал до дому и упал возле двери бездыханный. Вот тебе маза фака шоу-бизнес! Ровно в семь утра мне позвонил маэстро и стал читать план на сегодняшний день и скомандовал прибыть через час на ул. Серова. Я прибыл — он был свеж и бодр, а я хотел умереть. Мне было торжественно заявлено, что я тест прошел. Мне было поручено новое испытание — начать ремонт квартиры на Тверской, вырванной у Моссовета в результате большой и многовариантной борьбы. Маэстро мог купить, но получить в цэковском доме бесплатно — это было важнее

звания Героя Социалистического Труда. Сделать ремонт при советской власти было делом архисложным: ничего не было, людей нанимать нельзя. Была одна организация на всю Москву, называлась, кажется, «Ремстройтрест», которая делала ремонт в пределах выделенных фондов. Маэстро привел меня туда, поторговал лицом, и руководитель треста дал команду своим людям оказать содействие. Деньги артист не жалел; финские унитазы были по разнарядке только членам Политбюро, но мы вырвали два унитаза у секретаря ЦК посредством интриг, подкупа и фальсификации акта о ДТП с грузовиком унитазов секретаря ЦК. Плитка «розовая пена» тоже была добыта в результате хищения группой мошенников из фондов УПДК для ремонта квартиры посла Уганды. И так до последнего плинтуса. Мебель тоже была сложной позицией. Сегодня проще получить «Майбах», чем тогда комплект кожаной финской мебели белого цвета. Давали вишневую, но хотелось белую! Заказали и то и это — и в результате маэстро получил два комплекта: себе взял белую, а мне впарил вишневую за три номинала; жена моя была счастлива! Ремонт был сделан в рекордные сроки — на очереди был переезд родителей артиста в Москву, и я понял, что второго ремонта я не переживу. Не хотелось терять квалификацию, и я попросился на гастроли, ближе к искусству, ближе к сцене. Мы поехали на несколько недель на Урал, где, переезжая каждый день из города в город, дарили свое творчество жаждущим. После концерта был ужин с почитательницами таланта. Были города, где проституция еще была только в проекте, и тогда артист посылал нас в город на поиски. Когда не было девушек, он нервничал, злился, жаловался на судьбу, желал все бросить и уехать в Москву первым рейсом. Человек он был неплохой, отходчивый, но капризный как ребенок, в общем, артист. В каком-то городе что-то не заладилось; воды горячей нет, дубленок на базе универмага не дали. В два часа ночи мне позвонил артист и сказал, что хочет апельсинов из Марокко. Мы находились в Челябинске зимой, и в Марокко о желаниях звезды никто не догадывался. Я вяло возразил, что в два часа ночи и яблоко не найду, но ответ был не принят. Я начал работать по заданной теме: поднял полгорода, и где-то часа в четыре мне привезли две сетки по четыре апельсина. Я понес эту драгоценность, проклиная любителя экзотики. Он ждал, я положил на стол товар и собрался идти спать, но был остановлен замечанием, что апельсины какие-то вялые. Я забрал их со стола и пошел в ванную для санобработки; помыл их слегка, помочился на них и сложил их в блюдо на столе. Больше я с артистом не работал, ушел на вольные хлеба и стал продюсером фестивалей. Работа на артиста, где он твой непосредственный начальник, — это не для меня. Потом было много всяких историй, но эта, начальная, стала хорошей базой для понимания этой сферы. Нельзя серьезно относиться к людям, изображающим чужую жизнь; их надо или сильно любить, или бежать от них как от чумы.

А в целом эта работа не хуже и не лучше других. Кайлом махать на заводе гораздо труднее!

Кони привередливые

В начале девяностых, в период первоначального накопления капиталов, появились люди, которые захотели отмечать свои праздники с размахом. Модными стали праздники с танцами, цыганами, приглашенными знаменитостями. Хотелось быть рядом с людьми известными, чтобы потом в бане сказать друзьям: будет юбилей, приглашу Леву и Аллу — пусть попоют у нас, и т. д. Этот диковинный новый быт быстро овладевал массами новых русских, армянских и прочих народов. В советские времена эта тема была актуальна на Кавказе и в среднеазиатских республиках. В России застолье было более скромным, и только номенклатура могла пригласить к себе в баню писателя почитать свои опусы возле бассейна.

Я работал тогда в связке с творчески одаренным художником и режиссером, делавшими первые шаги на ниве шоу-бизнеса. Потом они резко взлетели на этот олимп и сегодня в большом авторитете. Самым активным был художник: стремительный, обаятельный, брал с места в карьер и пер так, что остановить его мог только поезд — и то если бы он стоял к нему спиной. Но спиной наш друг по понятиям никогда не стоял. Поэтому все поезда шли с ним в одном направлении.

Режиссер был другим: более тонким, крепкий специалист с хорошим бэкграундом. Вот так случай объединил меня, коня и трепетную лань.

Все мы были провинциалами по происхождению; разного возраста, но что-то общее объединило нас. Жажда наживы владела нашими умами.

Опыта организации приемов, балов не было, по большому счету, ни у кого из нас. Некоторое преимущество было у меня, так как в 17-летнем возрасте я организовал выпускной вечер в школе рабочей молодежи в столовой строительной организации. Выпускники и руководство школы были довольны — я тоже. Остаток из восьми рублей был первым моим гонораром в шоу-бизнесе.

Появились клиенты с фантазией и без. Если человек хотел круто, но не знал как, — тут же приходили мы и рассказывали, что, где и как это будет. Однажды художник принес весть, что один крупный деятель решил отметить свой юбилей с выдумкой и небывалым пафосом. Художник уже плотно общался с клиентом. Он влюбил в себя этого непростого мастодонта, выяснив всю его биографию, то есть выполнил функцию врача, биографа, психоаналитика и задушевного друга. Дедушка хотел на своем юбилее увидеть эпохальное действо с элементом коронации и реинкарнации. Дедушка был весьма непрост, жил на Западе, бывал кое-где. Предыдущий юбилей отмечал в «Белладжио» в Лас-Вегасе, дочь женил в «Карлтоне» в Канне, имел дом в Лондоне и яхту в Сен-Тропе.

Мы предложили проиллюстрировать историю его жизни художественной концепцией «Ротшильд с Малой Арнаутской». Родился наш клиент в Одессе, и весь его жизненный путь был цветист и авантюрно закручен так, что ни Дюма, ни Акунин не смогли бы его изложить. А вот художник крупными мазками монументально рассказал его биографию в пределах выделенной сметы. Дедушка при анамнезе рассказал, что в детстве он хотел быть моряком, и получил перед входом в зал приемов скульптуру адмирала Нельсона, с фотографическим подобием, без черной повязки на глазу. Следующее воспоминание стоило клиенту полной копии самолета Антуана де Сент-Экзюпери с фигурой пилота, легко узнаваемого родственниками. Самолет летал в гардеробе клуба под фонограмму авиационного двигателя. Лестница, на которой юбиляр должен был принимать гостей, была украшена 3000 роз и напоминала филиал Ваганьковского кладбища во время богатых похорон. Но размер не имеет значения, как говорят в одной рекламе! Я согласен с этим утверждением — клиент всегда прав!