Моя жизнь хикикомори. Том 3: После перемен

И. Отшельник

Она медленно подняла взгляд чёрных глаз. В лунном свете её красивое бледное лицо казалось фарфоровой маской, но глаза… глаза выдавали бурю эмоций, которую не сдержать.

— Я утратила шанс быть его матерью, — её голос был тихим, но каждое слово, казалось, падало тяжёлым камнем в пруд их общего прошлого. — Если Казума останется здесь… возможно, я смогу искупить хотя бы часть своей вины.

— Искупить… — Дзюмпей усмехнулся, но без насмешки, а с застарелой болью. Стряхнул пепел, наблюдая, как серые хлопья растворяются в темноте. —

Ты веришь, что за столько лет можно что-то искупить?

— Замолчи, — внезапно вмешался Изаму, голос звучал сурово. — Я не спрашиваю разрешения, Дзюмпей. Я сообщаю тебе своё решение. Казума останется здесь.

Дзюмпей резко шагнул вперёд, оказавшись лицом к лицу с Изаму. От его прежней сдержанности не осталось и следа — сейчас в нём проснулся тот человек, который когда-то осмелился увести дочь главы клана Кобаяси.

— Не делай вид, что ты не понимаешь, о чём я говорю, старик, — его лицо было всего в нескольких сантиметрах от лица Изаму. — Если Казуме хоть на минуту станет плохо, если он покажет, что не хочет быть здесь, я заберу его. И никакая твоя охрана не остановит меня.

Изаму на секунду замолчал, разглядывая зятя. Затем слегка наклонил голову, признавая что-то в этом резком проявлении отцовских чувств.

— Справедливо, — коротко сказал он, и в этом слове прозвучало больше уважения, чем во всех их предыдущих разговорах. — Если Казума захочет уйти, я не стану удерживать его.

Дзюмпей долго смотрел в глаза тестю, пытаясь найти в них подвох, затем медленно кивнул и бросил недокуренную сигарету на землю, придавив её каблуком ботинка.

— Но помни, Изаму, — он повернулся, бросив тяжёлый взгляд на бывшую жену, — ваш шанс — хрупкая вещь. Не разбейте его вдребезги.

После чего развернулся и медленно зашагал к выходу из сада.

Каору, оставшись стоять на месте, сглотнула. Но лицо оставалось бесстрастным. Только не показывать эмоции, иначе уроки безупречного воспитания дома Кобаяси окажутся бесполезными.

— Ты тоже должна помнить, Каору, — произнёс Изаму, не глядя на неё. — Шанс — это привилегия, а не право.

— Я всё поняла, отец.

Глава 2

Небо над головой уже потемнело, а звёзды только начинали выглядывать из-за облаков. Дзюмпей шёл по длинной каменной дорожке, ведущей от главного входа особняка к воротам. Он не оглядывался, наверное, сам воздух поместья тяготил его.

У ворот с кучей охранников ждал чёрный представительский седан, блестящий в свете фонарей как обсидиан. Водитель в идеально отглаженном костюме распахнул заднюю дверь с почтительным поклоном:

— Господин Дзюмпей.

— Поехали, — коротко бросил тот, погружаясь в прохладный кожаный салон.

Машина мягко тронулась, оставляя позади величественные ворота поместья Кобаяси. Дзюмпей смотрел в окно, но видел только своё отражение — усталое лицо человека, который всё ещё не научился проигрывать. Годы

оставили свои следы в виде мелких морщин и пары шрамов, но карие глаза всё ещё горели тем же упрямством, которое сделало его тем, кем он стал.

Водитель хранил профессиональное молчание, лишь изредка бросая внимательные взгляды в зеркало заднего вида. Работая на Дзюмпея, он слишком хорошо знал, когда лучше не нарушать тишину босса.

…

Через двадцать минут машина свернула на боковую улочку и остановилась неподалёку от дома Ямагути, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Благодарю, — коротко сказал Дзюмпей, открывая дверь самостоятельно.

— Хорошего вечера, господин.

Дзюмпей поправил воротник плаща и быстрым темпом направился к родному дому. Взгляд задумчив, в глубине сердца пара центнеров беспокойства.

Он подошёл к двери, купленной ещё пятнадцать лет назад — ключ с лёгким щелчком повернулся в замке. Дверь открылась, и тёплый свет коридора тут же окутал его с головы до пят. Жаль радости ни на грамм, ведь истинное солнце, что грело этот дом — Казума, сейчас не здесь.

Едва Дзюмпей с задумчивостью снял обувь, как сразу заметил Юкино, выбежавшую из гостиной. Глаза полны тревоги, а голос задрожал, хоть она и старалась говорить спокойно:

— Дзюмпей-сан, что с Казумой? Почему он не вернулся с вами?

Мичико подошла следом, держалась куда спокойнее дочери, но, прежде чем успела вмешаться, Дзюмпей поднял руку, прося их обеих помолчать.

— Юкино, сядь, — его голос звучал тише обычного, и от этого становилось только тревожнее.

Юкино замялась, но всё же подчинилась. Сердце колотилось, предчувствуя, что ответ будет хуже, чем ожидалось.

— Он в безопасности, — начал Дзюмпей, устало опускаясь в кресло напротив. — Сейчас Казуме ничего не угрожает. Пройдёт реабилитацию и вернётся домой.

— Реабилитацию? — голос Юкино дрогнул. — О чём вы говорите? Я же видела… у него было побитое лицо, и всё. Зачем реабилитация? Неужели что-то серьёзное?

Дзюмпей глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Как рассказать ей то, что разрушит её новый привычный мир?

— На Казуму напали, Юкино, — наконец произнёс он. — После того, как он отправил тебя домой.

Лицо Юкино побледнело так резко, словно кто-то выключил свет внутри. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки:

— Напали? Кто? Зачем?

— Какие-то подонки с битами. Застали его врасплох.

Юкино закрыла рот рукой, пытаясь сдержать подступающие слёзы. Голос превратился в едва слышный шёпот:

— Но Казума… он же жив?

— Жив, — твёрдо ответил Дзюмпей. — Конечно, его помяли, но он почти в порядке.

— Почти? — Юкино уловила эту едва заметную заминку в его голосе. Она всегда умела читать между строк.

Дзюмпей медленно кивнул, внимательно наблюдая за её реакцией. Взгляд стал тяжёлым, как свинец. А затем безэмоционально произнёс: