Моя жизнь
Шрифт:
— Мой муж Роберто Росселлини попал в вашей стране в затруднительное положение, — сказала я.
— Да, я слышал, — ответил он очень спокойно. Мы прошли еще немного, и он сказал:
— Уверен, что рано или поздно он получит разрешение.
— Но он не может уехать из Индии без своего фильма. Для него в этом заключен весь смысл существования.
Мы прошли еще немного.
— Как я понимаю, с фильмом связано много каких-то историй, скандалов, денежных проблем. Я слышал, там вообще масса проблем.
— Разумеется, — отвечала я. — У него постоянно проблемы. Но он прекрасный
— Надеюсь, что так и будет.
Но я не могла поставить на этом точку. Шведы говорят: «Пока травка подрастет, коровушка помрет».
— Вы не должны очень долго держать его в Индии, как беглого каторжника. Он слишком хорош, чтобы дать ему скатиться в канаву. Как бы то ни было, картину-то сделал он. Вы разрешите ему взять фильм?
Мы продолжали прогулку, все это время Неру только улыбался и кивал головой. Но ничего не обещал.
Однако на следующий день Роберто получил разрешение вывезти свой фильм из Индии [18] и он сразу же уехал.
Многие называли мое поведение странным. Газеты только и обсуждали то, как Роберто преследовал жену индийского продюсера, как начался их роман, как он в конце концов уехал с ней из Индии.
Но люди ведь совершают массу странных поступков. Наверное, нужно уметь анализировать их действия, класть на чашу весов все «за» и «против». «Это хорошо, это плохо, но что же важнее всего?» — рассуждала я. Конечно, то, что этот человек вернулся, сделав новый фильм, в котором, видимо, заключено нечто важное. А может, фильм не получился? Этот вариант тоже надо обдумать. А если любовное приключение? Ну и что! Это как раз не имеет значения. Главное, что он бесконечно талантлив, даже гениален. И никто у него этого не отнимет. А талант — это самое важное.
18
Имеется в виду документальный фильм Р. Росселлини «Индия, 1958».
– Прим. перев.
Когда Роберто возвращался в Париж, я поехала встречать его. Это озадачило репортеров, толпившихся около меня.
— Мисс Бергман, это правда, что ваш муж сбежал с индианкой? Разве он не отбил жену у индийского продюсера, мисс Бергман?
— Неужели? — удивилась я. — Понятия не имею. Я приехала сюда, чтобы встретить его.
Роберто вошел в здание аэропорта, и я бросилась ему на шею. Он крепко обнял меня, мы расцеловались. Этот снимок обошел всю мировую печать, и подпись под ним подчеркивала, что слухам верить глупо. «Пожалуйста, смотрите: Ингрид Бергман встречает Роберто Росселлини — они обнимаются».
Хорошо, что репортерам не дозволено было следовать за нами в отель «Рафаэль». Мы вошли в мой номер. Роберто расположился в кресле, теребя прядь волос. Мы не видели друг друга долгие девять месяцев.
— Ты все еще играешь в этой дурацкой пьесе? — спросил он.
— Да, и представь себе, она пользуется большим успехом. Ни одного свободного места на всех спектаклях. Я, конечно, смогу устроить
— Пожалуй, нет.
Итак, я пошла на спектакль, а потом вернулась в отель.
Выходил ли Роберто куда-то — обедать или просто так, — не знаю, но, когда я вошла, он все еще сидел в кресле, задумчиво теребя волосы. И я подумала: время пришло.
Я не сказала ему, что уже встречалась с Сонали — индианкой, уехавшей с ним. Она прибыла в Париж на несколько дней раньше. Я не намеревалась знакомиться с ней, но наш общий друг позвонил мне и сказал: «Она приехала из Индии и хочет повидаться с тобой». — «Хорошо, я приеду».
Она показалась мне хорошенькой, очень милой и очень серьезной. На руках у нее был ребенок, я подумала: «Боже, этого быть не может! Сколько времени не было Роберто? Девять месяцев! Нет, конечно, это невозможно — ребенку уже несколько месяцев».
Мы с Сонали разговорились. Ребенок был ее младшим сыном от мужа-индийца. Другого сына, старшего, она оставила в Индии, с мужем. «Пресса вела себя ужасно, — жаловалась она, — столько было вымыслов, лжи».
Я сказала, что у меня большой опыт по части газетных небылиц. Сонали говорила о том, что больше всего ей нужна была встреча со мной. А я думала: «Бедная женщина! Разве не странно: она оставила своего ребенка, повторив точно то же, что в свое время сделала я».
И вот теперь, сидя рядом с Роберто в отеле «Рафаэль», я как можно мягче спросила:
— Послушай, Роберто, хочешь получить развод?
Помню, как он откинулся в кресле, продолжая теребить прядь волос, и долго смотрел на люстру, не говоря ни слова. Может быть, он меня просто не слышал. Я повторила еще раз, очень спокойно:
— Роберто, как ты думаешь, будет лучше, если мы подадим на развод?
Снова ни звука, только взгляд на лампу. «В третий раз повторять не буду, — решила я. — Подожду». Я ждала и ждала. Казалось, прошла вечность. Он продолжал теребить свои волосы, и лицо его было очень грустным. Наконец очень медленно он произнес:
— Да, я устал быть мистером Бергманом.
Мне странно было услышать такие слова: он всегда имел собственное, и очень большое, имя, он всегда оставался Роберто Росселлини и никогда не превращался в «мистера Бергмана».
— Да, у меня было именно такое ощущение, и я устал от этого.
— Ну что ж, — сказала я. — Я понимаю. Давай начнем развод.
Мы пережили вместе наши трудные годы. Мы были счастливы. Мы поцеловались. Потом я сказала ему, что виделась с Сонали и желаю ему удачи.
— Дети должны остаться с тобой, — говорил он. — Они принадлежат своей матери. Но есть два условия, о выполнении которых я должен попросить тебя.
— Какие же?
— Дети никогда не должны бывать в Америке.
Соединенные Штаты и Говарда Хьюза он ненавидел безоговорочно.
— Никогда не бывать в Америке?! Но как я смогу предотвратить это, когда дети вырастут и захотят туда поехать? Мы дали им возможность узнать Европу: Швейцарию, Францию, Италию, Англию, но, как только им исполнится по восемнадцать лет, мы должны будем предоставить им свободу в выборе места, которое им захочется посетить. Может быть, это будет и Америка.