Моя жизнь
Шрифт:
— Да, повезло, — сказала я. — Хотя и стоило мне довольно дорого.
— Стоило вам? — переспросил Скурас.
— Да, мне пришлось заплатить тридцать семь тысяч долларов.
— Вы заплатили, а не мы?
— Совершенно верно.
— Мы просили вас сниматься и не заплатили за расторжение контракта?
—Да.
Спирос удивленно поднял брови.
Ленч закончился, официант подошел со счетом и почему-то положил его рядом с моей тарелкой. Я взяла, взглянула на него, а Спирос заметил:
— Посмотрите-ка на Ингрид. Теперь она готова оплатить даже этот счет.
Однако история закончилась тем, что от Спироса пришел чек на тридцать семь тысяч долларов. Более того, уже тогда он чисто интуитивно почувствовал: между
— Мне бы хотелось что-то сделать для Роберто, — сказал он. —Ему трудно помочь, ведь у тебя один успех следует за другим и ты не нуждаешься ни в какой помощи. Но у нас скоро начинаются съемки на Ямайке с Ричардом Бартоном и Джоан Коллинз. Мы бы хотели пригласить Роберто в качестве режиссера.
Именно так он и сделал. Роберто принял предложение. Но тут же начались бесконечные осложнения. Чтобы работать на Ямайке, Роберто, разумеется, нужно было добираться туда самолетом, а к полетам Роберто относился с непонятным предубеждением. Как-то, много лет тому назад, когда родился Робертино, он вытащил его из кроватки и поднес к окну, чтобы показать звезды. Вдруг какое-то странное предчувствие овладело им: если он полетит куда-либо, то причинит этим большой вред Робертино.
Несколько диен после разговора со Спиросом Роберто провел в ужасном состоянии. Он откладывал полет со дня на день, и когда наконец прибыл на Ямайку, там уже работал другой режиссер. Роберто абсолютно нечем было заняться. Он позвонил мне, и я сказала: «Возвращайся в Лондон». Совершенно угнетенный, он заехал в Лондон по пути в Рим. И пока Роберто находился в Лондоне, возникла идея о съемках документального фильма в Индии. Кто знает, если бы фильм, который он собирался делать на Ямайке, имел успех, может быть, и отношения между нами сложились бы совершенно иначе.
В 1959 году «греческий дядюшка» писал ей после успешных съемок:
«Дорогая Ингрид, мы были рады увидеться сегодня за ленчем с Вами и Ларсом и обсудить вопрос о Вашем участии в четырех фильмах нашей компании. Некоторые детали, с которыми Вы должны ознакомиться, уточняются в прилагаемой записке. В том случае, если изложенное здесь покажется Вам приемлемым, я буду счастлив представить это на рассмотрение нашего правления.
1. Мы хотим снять с Вами четыре фильма — по одному в год. Однако может случиться, что работа над этими картинами займет пять лет. Как я уже упоминал раньше, в том случае, если Вы окажетесь свободны от работы в нашем фильме и сниметесь в картине другой компании, за нами останется, как обычно, преимущественное право на эту работу.
2. Гонорар за каждый из четырех фильмов составит 250 тысяч долларов плюс двадцать пять процентов от прибыли за каждый фильм. Мне хотелось бы искренне порекомендовать Вам растянуть получение гонорара — а он в совокупности составит миллион долларов — на двадцать лет. У меня уже был удобный случай (а сегодня за ленчем он повторился) объяснить Вам, насколько это выгодно и для Вас, и для Ваших детей, и для Вашей собственности. Ведь это является своего рода страховкой. Конечно, если Вы пожелаете. Вам будет оплачен по мере готовности каждый фильм. Я буду только счастлив подчиниться Вашему желанию. Что касается упомянутых двадцати пяти процентов, то они будут выплачиваться Вам по мере поступления доходов от проката. Нам надо иметь список режиссеров, одобренный Вами, в который могут быть добавлены другие имена. Мы с Вами должны будем совместно решать вопрос о наиболее приемлемом для студии сценарном материале. Но если один из одобренных Вами режиссеров окажется удовлетворен нашим выбором сценария, Вы, разумеется, должны будете принять его. Вот имена режиссеров, которых мы предлагаем Вам для совместной работы: Дэвид Лин, Альфред Хичкок, Элиа Казан, сэр Кэрол Рид, Уильям Уайлер, Марк Робсон, Анатоль Литвак, Джордж Стивенс, Генри Кинг, Фред Циннеман, Билли Уайлдер, Джо Манкевич, Эдвард Дмитрык, Наннелли Джонсон.
Как всегда, искренне
Что еще могла она пожелать? Миллион долларов! Двадцать пять процентов от прибыли! Возможность выбирать из четырнадцати самых выдающихся режиссеров в истории кино.
Ингрид вздохнула. Даже без помощи своего агента она разглядела в записке две уловки. Первая: она будет связана контрактом пять лет. Вторая: хочет она того или нет, но, если руководители компании отыщут сценарий, который понравится им, и кто-либо из перечисленных режиссеров возьмется за него, она обязана будет играть в этом фильме. Конечно, если они найдут сценарий типа «Анастасии», «Нескромного» или «Таверны шести счастливчиков», она согласится играть хоть даром. Совет «греческого дядюшки» относительно сроков получения денег в «интересах Ваших детей и Вашей собственности» оставил ее совершенно равнодушной. Она хочет играть, а не заниматься вопросами страхования. Дети вырастут и сами найдут средства к существованию. Ей нужна роль, а не состояние. Дайте ей хорошую роль, и она босиком побежит на студию и будет ждать у дверей начала съемок.
Ингрид не подписала контракт. Она хотела сохранить самостоятельность. Она в любое время с удовольствием готова была сниматься на студии «ХХ Сенчури», но только при условии, что у фильма будет хороший сценарий.
Прошло несколько лет, но сотрудники студии не смогли предложить ей ничего подходящего. В конце концов они попросили ее взяться за поиски. Однажды Ингрид устроила настоящий обыск в конторе Ларса и, перерыв кучу папок, наткнулась на пьесу Фридриха Дюрренмата «Визит старой дамы». Спирос мгновенно согласился, но через некоторое время он, увы, скоропостижно скончался. Ингрид была очень расстроена. Она любила своего «греческого дядюшку».
Студию возглавил Дарил Занук. Ему «Визит» совершенно не понравился. Тем не менее компания купила права на эту пьесу, с большим успехом шедшую на сцене, и в последующие три года сценаристы из «ХХ Сенчури Фокс» готовили для Ингрид киносценарий.
А ее тогда больше всего волновал вопрос о том, что делать с детьми.
Теперь дети жили со мной и Парсом в Жуазели и ежедневно ездили в Париж в итальянскую школу. Роберто мог их видеть в любое время, когда бы ни захотел, таков был наш уговор. Итальянскому судье Роберто заявил, что я убиваю детей длинными поездками из Жуазели в итальянскую школу, пусть даже возит их наш собственный шофер. Он считал, что совершать столь дальние поездки ежедневно слишком опасно. Мы долго спорили на эту тему. В конце концов мне пришлось пойти на уступки. Дети стали жить в Париже. Я сняла для них номер в небольшом отеле. Дома постоянно находилась наша экономка Елена ди Монтис. Я практически тоже проводила с ними весь день, поздно вечером уезжала в Жуазель, к Ларсу.
Затем Роберто решил, что ему следует приезжать в Париж каждый уикенд, чтобы проводить с детьми два дня в отеле «Рафаэль». Мне так хотелось, чтобы дети отдыхали на свежем воздухе в Жуазели. Там они могли играть с собаками, бегать по лесу. Но коли уж Роберто чего-то захотел, остановить его не представлялось возможным. Помню, как-то дети должны были вернуться из Италии, и я пошла встречать их на вокзал. Приехав туда, я увидела на перроне Роберто; он прилетел на самолете, чтобы успеть к приходу поезда.
— Что ты здесь делаешь?
– спросила я.
— Хочу забрать детей с собой в отель.
— Но у меня здесь машина. Я их так давно не видела. Я хочу отвезти их в деревню.
— Нет. Они поедут со мной и будут находиться в отеле.
Дети вышли из вагона, бросились ко мне, и, конечно же, каждый из них захотел сесть со мной в машину. Но Роберто сказал:
— Ты можешь взять девочек, а я — Робертино, и вы поедете за мной.
Поначалу я действительно собралась было ехать за ним в «Рафаэль» и выяснять там отношения. Но вместо этого вдруг повернула и повезла девочек в Жуазель. Позвонила оттуда Роберто и сказала: