Моя. Я так решил
Шрифт:
Ощущаю внезапную дурноту, слабость даже.
Опять ты, Эвита, как зовет тебя почему-то один настойчивый парень, вляпываешься в дерьмо… Большое дерьмо. От одного мерзавца сразу к…
Но нет выбора. И выхода.
Инициативу Бориса выходом считать смешно.
Сейчас он помог, точечно. Но глобально… Он не сможет. Да и я не позволю вляпываться настолько глубоко.
Я, конечно, та еще тварь и дура, но все же границы есть какие-то…
Все решив для себя, поднимаю взгляд к голубому, но какому-то блеклому здесь,
Синеву неба заслоняет тень.
Опускаю взгляд и выдыхаю взволнованно.
Все же, похоже, недооцениваю я Бориса… Это хорошо? Нет?
Глава 36
— Привет, Эвита, — коротко здороваюсь я, еле удерживая себя от более личного, матерного привествия. Потом.
Бледная она что-то, да и поликлинника… Хотя, у гинеколога была, зачем? Зачем? Я уже знаю, зачем. Чувствую. И очень сильно надеюсь, что она никакой херни не придумала.
А то лишние заботы же прибавятся, помимо очевидных…
Смотрю на нее, отчетливо понимая, что, если это то, о чем думаю… То больше Эвита никуда одна не пойдет. От слова “абсолютно”.
И мне глубоко посрать в этот момент на ее мнение.
И, кстати, на мотивы поведения — тоже.
Беременные бабы имеют право вести себя немного неадекватно.
— Что ты здесь?..
— А ты что… — перебиваю, делаю паузу, — здесь? Что это?
Забираю у нее из рук документы, бегло проглядываю и рожа сама собой разъезжается в довольной улыбке.
— Отдай! — она рвется за справками, но я уворачиваюсь, — ну же! Это — не твое дело! Уходи. Я разберусь без тебя, — Эвита тормозит, угрюмо смотрит своими чистыми, ангельскими глазами, и никогда не скажешь, какой дьяволенок скрывается за этими нежными озерами. Упертый дьяволенок.
— И с этим? — киваю на плоский живот, и Эва машинально прижимает руку к нему. А я сжимаю зубы, вспоминая точно такой же жест… Другой женщины. Маси. И свои мысли по этому поводу. Надо же, мечты сбываются… Причем, именно так, как тебе надо.
— И с этим.
Упрямая зараза. Я покажу тебе “разобраться”. Много на себя берешь! Не унесешь!
Я — унесу. Все.
И тебя — тоже.
— Нет. — Стараюсь говорить ровно, размеренно, так, чтоб сразу дошло. Беременная же. — Ты — моя. Он, — киваю на живот, — мой. Решать буду я.
— Да с чего ты взял, что я — твоя? — шипит она растерянно и разъяренно, показывая свою истинную натуру.
И это мне нравится больше невинной ангельской внешности. Торкает сильнее. Так, что хочется прямо сейчас ее взять и… Наказать.
За мои утренние нервы и ее дикий выбрык. Но нельзя, надо сдерживаться.
Потому и отвечаю коротко:
— Моя. Я так решил.
— Господи… — Эвита закатывает глаза, поражаясь моему
— Такой, как есть, — прерываю ее, — весь твой. И ты — моя. Сама же говорила. Врала? А? Эвита? Врала?
— Нет, — бормочет она, сдаваясь уже. И правильно. Не надо нам бороться, не надо, моя хорошая… Мой сладкий дьяволенок.
— Ну вот и хорошо, — киваю, — поехали.
— Куда?
— Как куда? Тут написано, что можно узи. Хочешь узи?
— Не знаю… — растерянно пожимает она плечами, — наверно…
— Ну вот и поехали. Сделаем узи. Потом поедим. Ты в курсе, что беременных женщин надо кормить?
— Борь… — Она тормозит, смотрит на меня взволнованно и виновато, — ты ничего не обязан, понимаешь? Вообще. Это все… — узкая ладонь ложится на впалый пока что живот, — это — моя проблема.
— Ты — моя проблема. С тех пор, как увидел тебя в Аргентине, — опять перебиваю я ее, — все, забудь про всякие глупости. Поехали.
Она кивает, послушно идет к такси.
— А как ты меня нашел? — задает по пути вопрос.
— Если бы ты знала, какие связи есть у простого журналюги… — отвечаю я неопределенно, усаживаю ее на заднее сиденье и командую водителю двигаться.
В душе — спокойствие и кайф.
Нашел. Поймал. Все. Мое.
Моя. Я так решил.
После узи, на котором я, по правде сказать, не плакал, как требовалось по канону, а тупо пялился на свелую точку на черном экране, никак не понимая, не соотнося то, что вижу, с реальностью, которая скоро настанет, мы отправляемся есть.
Я смотрю на свою Эвиту, с аппетитом уплетающую омлет с беконом, и думаю о том, какой я чертов везунчик. Это же надо — вот так, на другом краю света, найти свое. То, что с первого взгляда — мое. И, главное, в этот раз не упустить!
Но тут уж фиг. Я ученый. Не упущу.
Пока ехал, пока напрягал на нервяке всех, до кого мог дотянуться, всех, кому когда-то делал хорошо, помогал, спасал даже, а таких, на удивление, набралось достаточно, все думал, что опаздываю. Что моя Эвита сейчас может запросто наделать хуйни, которую я потом не разгребу.
И хуйня эта сто процентов будет связана с папашей Вотчинковым и его мелким утырком… Или ее придурастой драконяшей.
План в голове выработался четкий.
Сначала решить с драконяшей, чтоб под ногами не путалась. В детский лагерь ее, что ли, отправить? Или, наоборот, в армию? Там мужиков полным полно, будем вышибать клин клином…
— Все нормально с ней, — голос Бура по телефону звучал на редкость странно. Так… Настораживающе решительно. — Она тут останется.
— Бур, ты охерел? — это не он охерел, это, блять, я охерел, слушая такое заявление, — как это останется? Она же… Не рабыня… Не вещь… Она живая там вообще? — испугался я окончательно, машинально прикидывая, что буду говорить Эвите, если Бур на нервяке пришиб-таки тупую драконяшу.