Мозаика жизни
Шрифт:
Словно глупый цыпленок, закудахтавший, обнаружив в курятнике лису, Дженни начала, заикаясь, что-то лепетать. Он успокоил ее, прижав указательный палец к губам. В глазах сверкали веселые искорки.
— Я шучу. — Он засмеялся. — Я имел в виду настоящую прогулку. — Он снова засмеялся. — И только.
Она неправильно поняла его приглашение? Пусть на минуту, все равно есть от чего почувствовать неловкость. Постепенно на губах появилась застенчивая улыбка — смешная попытка хоть как-то выйти из затруднительного положения. По правде, больше всего ей хотелось смягчить собственное разочарование. Завтрак на природе — единственное,
Ладно, — тихо проговорила Дженни. — Приготовлю сэндвичи. С арахисовым маслом и джемом подходят?
Прекрасно, — согласился он. — Но сэндвичи сделаю я, а тебе надо подготовиться.
Но я готова. Я одета и хоть сейчас в путь. — Она удивленно вскинула брови.
Улыбка расплылась у него по лицу. Он многозначительно уставился на ее ноги. Она тоже посмотрела вниз и смущенно пошевелила голыми пальцами.
Ох, конечно! Мне надо надеть что-то на ноги.
Густые заросли боярышника в некоторых местах трассы не пропускали свет солнца. Молодая поросль добавляла в буйство зелени кленов, буков и кизила удивительные серо-голубые тона. Горные лавры и кусты дикой азалии, отцветшие весной, дополняли зелень леса своими особыми оттенками.
Дженни услышала под кустами шорох, но не успела разглядеть зверька, вспугнутого их появлением.
Поднимаясь вслед за Люком по трассе в гору, Дженни глубоко вдыхала чистый, прозрачный, свежий воздух. Да, мышцы ног уже ныли, но как хорошо быть в горах и в движении! В настоящем движении. До сих пор ее упражнения ограничивались изучением зданий курортного поселка. От этой прогулки быстрее бежала кровь, пощипывало кожу. Конечно, это не имело абсолютно никакого отношения к мужчине, шагавшему рядом.
Ты в порядке? — спросил Люк.
Конечно.
Ты уверена? — Он замедлил шаг и взял в другую руку маленькую плетеную корзинку.
Ага. — Дженни надеялась, что улыбка лучше убедит его. Но озабоченная складка между бровями не исчезла. Тогда она сказала: — Когда ты перестанешь беспокоиться обо мне? Я прекрасно себя чувствую.
Ты тяжело дышишь. — Он еще более замедлил шаг.
Иногда приятно тяжело дышать. — Улыбка почти помимо ее воли превратилась в хитрую усмешку.
«Кокетничаешь, дорогая! С собственным мужем, заметь!» — мелькнула в сознании поддразнивающая мысль. И прозвучала она не как предостережение, а почти как подстрекательство. Искушающая поддержка.
Люк усмехнулся и протянул ей руку. Дженни всунула пальцы в его ладонь, и они продолжили подъем.
По-моему, неплохое место, как ты думаешь? — немного спустя сказал он.
Но мы совсем мало прошли, — возразила Дженни. — Не надо останавливаться из-за меня.
Ты что, собираешься на прогулке выжать меня, как лимон? — засмеялся он. — Не забывай, это мой выходной день.
Ну, если тебе нравится быть Сироткой Уилли, — она еле сдерживала смех, — то, по-моему, это место подходит.
Сироткой Уилли? — Он поставил корзинку на траву. — Откуда это у тебя?
Дженни пожала плечами. Но потом, сощурившись, уставилась на него.
Почему ты спрашиваешь? Я говорила так до несчастного случая? Я прежде называла тебя так?
До этого часа никогда не слышал, — покачал головой Люк, — чтобы ты кого-то так называла. Я только удивлен… — Он не закончил фразу. — Ты начала вспоминать.
Дженни лишь кивнула в подтверждение.
Что? — спросил он. — Что
Дженни быстро пересказала ему свое воспоминание о Шекспире, чуть не подпрыгивая от волнения.
Я понимаю — это немного, — закончила она. — Маленькая сцена. Но такая ясная. Ведь это уже что-то! Я могу назвать имена всех персонажей. Я вижу, как стою перед классом и делаю свой устный доклад. Как по-твоему, это хороший признак?
Уверен, — кивнул он. — Должен быть хорошим, правда? Не надо ли позвонить доктору?
Ох, по-моему, это не так важно. Я скажу ему, когда на следующей неделе поеду в Олем. А о чем ты говорил? Что-то о несчастном случае? — Дженни покачала головой и добавила: — О какой-то Саймоновой вершине? А где она?
Хорошо, — он протянул ей руку, — садись рядом, и я расскажу тебе.
Он подвел ее к старому бревну. Кора давным-давно отпала, и темная гладкая поверхность дерева могла служить безупречным сиденьем. Они устроились рядом.
Саймонова вершина расположена на западном склоне Прентис-Маунтин, — начал Люк. — Когда Чад вернулся из Европы домой, он вроде был не прочь здесь остаться. И мы с тобой говорили о том, чтобы построить дом. Дом для нас двоих. Ты предложила Саймонову вершину. Мы посмотрели и нашли, что там полно сланцев, поэтому строительство может быть опасным. Мы даже устроили несколько взрывов, чтобы проверить, как глубоко они залегают. Сланцы крошатся, и это делает Саймонову вершину особенно опасной и для людей, и для строительства. Чад и я нашли тебя у подножия Саймоновой вершины. — У него вздулись желваки, он нервно потер затылок. — Я смеялся над Чадом, когда он предложил поискать тебя там. «Дженни никогда туда не пошла бы», — говорил я. Мы тебя искали везде. Проходили часы. И наконец я заставил себя прислушаться к брату. Мы поехали к Саймоновой вершине. — Он покачал головой и понизил голос. — Остальное уже история. Я вечно буду благодарен Чаду. Мы в долгу перед ним за то, что удалось найти тебя. Если бы я все делал по-своему, мы, наверно, не… Не хочу даже думать об этом! Но наступило время признаться. Скажу прямо, чтобы ты знала.
Он поднял ее лицо, нежно касаясь подбородка, и заставил посмотреть в глаза.
Дженни, мое упрямство, ревность, злость, моя слабость чуть не стоили тебе жизни.
Ты слишком суров к себе. — Двумя руками она обхватила его кисть. — Ты сказал, что не поверил, будто я пошла на Саймонову вершину. Ты сказал, что я знала, как там опасно.
Не только это удерживало меня. Я не хотел идти, потому… — Он глубоко втянул воздух. Потом в черных глазах загорелась решимость. — …потому что именно Чад предложил искать тебя там. Если бы это сделал кто-нибудь другой, я бы, наверно, молнией полетел туда.
Люка гнетет его вина! Дженни терпеливо ждала разъяснений. Ведь Люк собирался рассказать ей все.
Один взгляд на брата вызывает у меня злость. — Он опять глубоко вздохнул, явно стыдясь столь недостойного чувства. — Я никогда не позволял себе признаваться в этом. Никому не говорил. Даже тебе, моей жене, ближе которой у меня никого нет. Но правда в том… — глаза отражали невыносимую боль, — что с Чадом у меня связано глубокое чувство ревности.
Она вскинула в тревоге глаза.
Значит, я что-то делала, что вызывало твою рев…