Мозаика жизни
Шрифт:
У нее возникло чувство, будто она качается на качелях на краю пропасти, где внизу кипит страсть. Но она не боялась ужасной высоты, она хотела упасть прямо в его чувственные объятия, утонуть в полуночной тьме глаз.
Дыхание стало прерывистым. Грудь вздымалась и опускалась со все растущей жаждой. Собрав в кулак полы его рубашки, Дженни решила, что больше не в силах ждать его поцелуя. Она потянулась к нему, готовясь прижаться к его рту. Быстрым и сильным движением Люк положил ее спиной на траву и навис над ней.
У нее от удивления и разочарования перехватило
Поцелуй меня, — прошептала она, не испытывая ни капли смущения, услышав разочарование в собственном голосе.
Еще нет. — Он водил подушечками пальцев по ее скулам. — Не надо торопиться. От ожидания все будет только лучше.
Дженни старалась расслабиться. Но больше всего ей хотелось прижать Люка к себе и бесконечно целовать и ласкать.
Его пальцы легко пробегали по внутренней стороне предплечья. Это прикосновение вызывало мучительное наслаждение, пронизывающее все тело. Она закрыла глаза и с удовольствием ощущала дрожь, пробегавшую по ее плоти. Должно быть, это самое удивительное мучение, какое только можно представить.
Его рука опускалась ниже, ниже, пока большой палец не застыл на груди. И моментально соски превратились в камушки, выпиравшие из лифчика и тонкой ярко-синей ткани топика. Дженни слышала, как все прерывистее становится его дыхание, но не открывала глаз. Не видя, она не могла предсказать его следующее движение. И в то же время знала, что он следит за малейшей реакцией ее тела. Если он сейчас не поцелует ее, то она умрет.
Его ладонь осторожно заскользила по ее груди. Лицо совсем рядом, сладостное дыхание ласкает ее щеку. Дженни сдерживалась, стараясь молчать, не просить его поцелуя. И боролась с собой, чтобы не поднять веки. А как отчаянно хотелось видеть пламя, которое, она знала, пылает сейчас в его глазах.
Он провел губами по ее подбородку. Она чуть не вскрикнула и потянулась губами к его рту. Но он оказался быстрее. И когда он поцеловал шею, дрожь сотрясла каждый сантиметр ее плоти. Поцелуи прокладывали огненную дорожку по всей груди.
Наконец, когда она не могла больше выносить тяжелое томление в глубинах своего существа, Дженни открыла глаза. Поднялась, переплела пальцы у него на затылке и приоткрыла рот.
Люк хотел прошептать ее имя, но успел произнести только первый слог. Их губы сомкнулись. Огненный взрыв пронзил Дженни до самых пяток.
Не успела Дженни сообразить, что происходит, как рубашка Люка оказалась полностью расстегнута, а она перебирала волоски на широкой мощной груди. Ее топик легко соскользнул с тела, кружевной лифчик был уже на земле.
Его рука мягко скользила по ее животу, проникнув под пояс джинсовых шортов. Кончики пальцев проследили тонкую линию резинки трусиков. Она стонала, побуждая его продолжать. Вот он расстегнул пояс, опустил молнию на шортах, распахнул их.
Не сознавая, что делает, Дженни изогнула бедра и медленным движением, полным страсти, приблизила свое тело к его пальцам. Глаза у него расширились. Он громко втянул
Загородив собою солнце, наклонился и поцеловал ее в губы. Его пальцы описывали крохотные круги вокруг пупка. Дженни таяла от его прикосновений. Она положила ладони на его руки и вела его ниже, ниже, ниже. Их взгляды были прикованы к этому чувственному путешествию рук.
На какую-то долю секунды Люк остановился. Она поймала его взгляд и увидела в его глазах мольбу о прощении. Дженни нахмурилась. Что-то порвало тонкую натянутую нить, которая секунду назад связывала их, делала Дженни и Люка почти одним существом.
В чем дело? — спросила Дженни. — Что-то случилось?
Нет, ничего.
Два коротких слова, казалось, причинили ему физическую боль. Чувственный туман, обволакивавший ее мозг, быстро испарился. Люк явно избегал ее взгляда.
Люк?
Он по-прежнему отводил глаза.
Ничего, — повторил он. Люк явно силился вернуть жар страсти, который окутывал их, точно толстый капюшон. Он взял ее руку и начал нежно целовать пальцы. Но ведь было мгновенное колебание, и оно оставило следы. Притаилось, будто грозовые облака на горизонте. Последнее место, до которого дотронулся Люк, прежде чем замер, — нижняя часть ее живота. Сомнения насчет ребенка — вот что заставило его остановиться! Дженни в этом не сомневалась.
Ничего не получается. — Она выдернула свою руку и попыталась сесть.
Дженни, подожди. — Он наклонился над ней. Тяжесть его тела не давала ей подняться. — Я хочу, чтобы получилось. Мы можем сделать так, чтобы получилось.
Разве ты не видишь, что это невозможно? — закричала она, стараясь как можно быстрее одеться.
Откуда взялись эти идиотские слезы? Дженни смахнула одну, самую крупную.
Мы ничего не можем сделать. У нас ничего не получится, — дрожащим голосом продолжала она. — Пока отцовство ребенка под вопросом.
Тут нет вопроса. — В черных глазах сверкнуло упрямство.
Чириканье птиц подчеркнуло напряженное молчание.
Я вижу сомнение в твоих глазах, — спокойно сказала Дженни. — Вижу его на твоем лице. Ради Бога, пойми: ты не можешь коснуться меня без того, чтобы тебя не начало грызть сомнение. Ты не умеешь скрывать свои чувства. — Она с минуту изучала его лицо. — Если хочешь, можешь лгать себе. Мне солгать ты не можешь. Я читаю тебя как книгу.
Ты всегда читала меня как книгу. — Он выглядел таким убитым, что у Дженни разрывалось сердце.
Она коснулась его руки.
Люк, между нами что-то есть. Что-то удивительное. Но разве ты не видишь? Мы не можем позволить, чтобы нас поглотили эти чувства! В особенности теперь, когда есть третий, о котором надо позаботиться.
Чад! — Он будто выплюнул имя брата. На лицо легла мрачная тень.
Я думаю, — она медленно покачала головой, — о малыше. Ведь ты не хочешь держать ребенка на руках и не быть уверенным, отец ты или дядя?
Лицо Люка прояснилось. У Дженни создалось впечатление, что он собирается сказать, будто ему это неважно. Но он молчал. И она насторожилась.