Мозаика жизни
Шрифт:
Для меня это важно. — Она встала и подняла корзинку. — Очень важно.
Люк вскочил и ласково отобрал у нее корзинку.
Мы с этим справимся, — пообещал он, взяв ее за руку.
Когда впереди показался дом, солнце уже стояло высоко в небе. Температура все повышалась. От жары и долгой ходьбы Дженни чувствовала себя отяжелевшей, усталой, неуклюжей. Скорей бы принять холодный душ и немного полежать у себя в комнате.
Шагах в пятидесяти от дома Люк остановился и посмотрел на жену.
Мне надо что-то тебе сказать.
Дженни
— Мы стали ближе, ты и я, — совсем спокойно продолжал он. — В попытке расставить все по местам мы обнаружили, что между нами что-то есть. Да, пусть это чисто физическое, но это уже кое-что. И влечение, которое мы испытываем, поможет нам стать еще ближе. — Он наклонился и прижался к ее щеке нежным и чувственным поцелуем. — Я уже совсем близок, — прошептал Люк.
У Дженни вспорхнуло сердце.
В этот момент их окликнул с парадного крыльца Чад. Они оглянулись. Люк крепче сжал ее руку, и это движение собственника не ускользнуло от ее внимания.
Тебе звонили, — сказал Чад, когда они подошли ближе. — Сообщения у тебя на столе.
Спасибо. — Люк повернулся к Дженни. — Увидимся позже, хорошо?
Она кивнула. Внезапно ее охватило предвидение опасности от перспективы остаться наедине с деверем. Когда дверь за Люком закрылась, Чад, словно обвинитель, уставился на нее.
Что здесь происходит? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Куда вы вдвоем ходили?
Чад, мне жарко. И я хочу пить. У меня нет сил. — Дженни подавила вздох и, проскользнув мимо него, вошла в дом.
Почему он поцеловал тебя? — Деверь шел за ней по пятам.
Дженни попыталась встать на место Чада. Понятно, что его огорчила картина, как Люк держит ее за руку и целует в щеку. Но она не собиралась отказываться от чувства, которое питала к мужу. Хотя не стоит и выставлять напоказ сексуальное влечение, которое они с Люком испытывают друг к другу. Это только бы обижало Чада, что тоже не входит в ее намерения. Но и правду нельзя искажать. Чем раньше Чад поймет положение, тем лучше для него.
Он мой муж, Чад. — Дженни направилась прямо в кухню. — Мужья целуют своих жен.
Он грубо схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
Люку не следовало целовать тебя!
Это ничего не значит, — выдохнула она, презирая себя за ложь. Ведь она только что пообещала себе не искажать правду.
Ничего? — Он многозначительно посмотрел на корзинку, которую Люк оставил на столе в кухне. — Вы брали с собой еду, отправляясь на небольшую утреннюю прогулку? Вы вдвоем устроили счастливый утренний пикник!
Перестань, Чад! — Она сбросила его руку с плеча, стараясь подавить тревожное предчувствие. — Если это тебя порадует, то мы ели мало. Всего по одному сэндвичу. Тебе от этого легче?
Но ее замечание не только не успокоило, а еще сильнее взбесило Чада.
А что же вы делали, если не ели? На что потратили время?
Из саркастического
Я не обязана давать тебе объяснения. — Она подошла к буфету и достала стакан.
Ты мне многим обязана.
Неужели?
Глаза Чада превратились в узкие бронзовые щелочки. Полная нижняя губа поджата.
Точно шлюха, прыгаешь от одного брата к другому, — покачал он головой.
Хлынули злость и раздражение, будто кто-то вытащил затычку из гигантской сливной трубы. От ужасного оскорбления остался осадок гадливости.
Дженни остолбенела.
Неужели он прав? Она все стояла у буфета со стаканом в руке. Может быть, это и есть ужасная правда, которую Люк не стал обсуждать? Была ли она женщиной того сорта, которая прыгает из постели в постель разных мужчин, не думая об оскорбленных чувствах и болезненных последствиях?
Она моргнула, посмотрела на Чада и увидела несчастные глаза, молящие о прощении.
Прости, Дженни. — Он взял у нее из рук стакан, провел к креслу и усадил в него, сам встал рядом на колени. — Мне не стоило говорить такое. Это от отчаяния. Поверь мне, я никогда не буду тебя обижать. Никогда.
У Дженни пересохло во рту. В голове полный хаос. Никак не удается собраться с мыслями.
Ведь ты приняла обязательство передо мной, — продолжал Чад. — За несколько дней до несчастного случая. Я ничего не говорил, потому что Люк просил дать тебе время выздороветь. Чтобы ты справилась с амнезией. И вдруг я обнаруживаю, что он пытается сблизиться с тобой. Отстранив меня, пытается завоевать твою привязанность. Он манипулирует нами!
Нет, — слабо прошептала она, — совсем не похоже… Чувства, какие Люк и я испытываем… слишком естественны…
Послушай, Дженни, — прервал он, завладевая ее пальцами и крепко сжимая их. — Ты должна дать мне шанс. Мой долг сказать тебе, что ты повернулась спиной к радуге. Ты идешь навстречу грозе. Да, это может казаться интригующим, даже красивым. Но не забывай об опасных молниях и страшных громах. — Он еще сильнее сжал ее пальцы. Глаза смотрели умоляюще. — Дженни, ты должна оглянуться. Должна бросить взгляд на роскошные цвета радуги, которые мы с тобой видели. Только потом ты можешь сделать выбор. Жить ли тебе все оставшиеся дни в грозе, которая гремела, когда ты была с Люком, или…
Она молчала.
Дженни, мы с тобой сделали ребенка. Нашего ребенка.
Чад прижал свободную руку к ее животу. И это интимное прикосновение вызвало у Дженни такое отвращение, что она с трудом удержалась, чтобы не ударить его по лицу.
— Мы с тобой сделали ребенка, — повторил Чад. — И тебе надо думать о нашем малыше, прежде чем ты примешь решение, которое повлияет на наши жизни. Теперь мы семья. Семья из трех человек. Тебе надо подумать об этом. — Он пристально поглядел на нее. — У тебя были чувства ко мне, Дженни. Были.