Мозг рассказывает.Что делает нас людьми

Рамачандран Вилейанур С.

конце концов, в природе птенец никогда не встретит свиныо-мутанта с

клювом или зловредного этолога, размахивающего фальшивым клювом. Так

что мозг птенца не сталкивается с этим статистическим многословием

природы, и уравнение «длинная штука с красным пятном =

мама»

встраивается в его мозг.

На самом деле Тинберген обнаружил, что даже сам клюв необязателен.

Можно просто взять прямоугольный кусок картона с красной точкой на

конце, и птенец будет просить еду точно так же. Это происходит потому, что

зрительные механизмы в мозге птенца несовершенны; они устроены таким

образом, что у них достаточно высокий уровень сигнала об обнаружении

мамы, чтобы выжить и оставить потомство. Так что вы можете легко

обмануть эти нейроны с помощью зрительного раздражителя, который

приблизительно похож на оригинал (так же как ключ не должен абсолютно

идеально подходить к дешевому замку; он может быть ржавым или стертым).

Но самое интересное еще впереди. К своему удивлению Тинберген

обнаружил, что, если он возьмет очень длинную толстую палку с тремя

красными полосами на конце, птенец сойдет с ума и будет клевать гораздо

более яростно, чем настоящий клюв. Ему больше нравится эта странная

модель, которая почти не похожа на оригинал! Тинберген не говорит, почему

это происходит, но птенец начинает вести себя, как будто он наткнулся на

суперклюв (рис. 7.8).

Рис. 7.8. Птенец чайки тычется клювом в модель клюва без тела или в палку с пятном на

конце, похожую на клюв (с точки зрения обработки зрительных образов).

Парадоксально, палка с тремя красными полосками оказывается еще более

привлекательной для птенца, чем настоящий клюв: это ультранормальный стимул

Почему это могло произойти? Мы не знаем «алфавит» зрительного

восприятия ни у чаек, ни у людей. Очевидно, что нейроны в зрительных

центрах мозга чаек (у них причудливые латинские названия, вроде нуклеус

ротундум,

гиперстриатум,

эктостриатум)

не

являются

идеально

работающими механизмами; они только настроены таким образом, что могут

различать клювы и, следовательно, матерей, и этого вполне достаточно.

Выживание это единственное, о чем заботится эволюция. Нейрон может

подчиняться закону «чем больше красного внутри, тем лучше», так что, если

показать длинную тонкую палку с тремя полосами, клетке мозга она

понравится даже больше! Это похоже на эффект

максимального смещения,

который мы наблюдали на крысах, кроме одного ключевого отличия: в

случае с крысой, реагирующей на более вытянутый прямоугольник,

совершенно очевидно, какой закон усвоен животным и в чем состоит ваше

преувеличение. Но в случае с чайкой палка с тремя полосами не похожа на

преувеличенную версию настоящего клюва; и вообще непонятно, в какой

закон вы попали или какой закон преувеличиваете. Усиленная реакция на

полосатый клюв может быть ненамеренной последовательностью клеток, а

не применением какого-то закона с очевидной функцией.

Нам нужно найти новое название для этого типа раздражителя, и я

назвал бы его «ультранормальным» раздражителем (чтобы оно отличалась от

сверхнормального термин, который уже существует). Реакцию на

ультранормальный раздражитель (такой, как клюв с тремя полосками) нельзя

предсказать, глядя на оригинал (клюв с одним пятном). Вы могли бы

предсказать реакцию по крайней мере, теоретически, если бы вы подробно

представляли себе функциональную логику нервной сети в мозге птенца,

которая быстро и эффективно определяет клюв среди других объектов. Вы

могли бы тогда разработать модели, которые активируют эти нейроны еще

более эффективно, чем оригинальный раздражитель, так что мозг птенца

сказал бы: «Ух ты! Какой классный клюв!» Или вы смогли бы найти

ультранормальный раздражитель путем проб и ошибок, как это сделал

Тинберген.

Это подводит нас к моему главному пункту о полуабстрактном или

даже абстрактном искусстве, для которого до сих пор не было предложено ни

одной адекватной теории. Представьте себе, что чайки бы устроили у себя

художественную галерею. Они бы повесили на стене эту длинную тонкую

палку с тремя полосами. Они бы назвали ее Пикассо, поклонялись бы ей,

носились бы с ней и платили бы за нее миллионы долларов, и все время

удивлялись бы, почему их так заводит эта палка, даже несмотря на то, что (и

это ключевой пункт) она не похожа ни на что в их мире. Я считаю, что

именно это делают ценители искусства, когда смотрят на произведения

абстрактного искусства или приобретают их; они ведут себя точно как

птенцы чаек.

Путем проб и ошибок, интуиции и вдохновения такие художники, как

Пикассо или Генри Мур, открыли то, что является аналогом палки с тремя

полосами для человеческого мира. Они попали в изобразительные

первоэлементы нашей грамматики восприятия и создали ультранормальные

раздражители, которые активируют определенные зрительные нейроны в