Мозг рассказывает.Что делает нас людьми
Шрифт:
чтобы запускать фазовые переходы наших психических процессов. Мы
вполне могли бы называть себя Homo plasticus. В то время как мозг у других
животных просто проявляет гибкость, мы единственный вид, который
использует ее в качестве основного средства для усовершенствования мозга
и эволюции. Один из важнейших способов, при помощи которого нам
удалось поднять нейеропластичность до таких заоблачных высот, известен
под
юности, что делает нас чрезвычайно пластичными и чрезвычайно
зависимыми от старших поколений на протяжении более десятка лет.
Детство человека позволяет заложить фундамент для взрослого разума,
однако пластичность остается важнейшим фактором на протяжении всей
жизни. Без неотении и пластичности мы бы все еще бродили голыми
обезьянами в какой-нибудь саванне без огня, без инструментов, без письма,
традиций, верований и мечтаний. Мы и в самом деле были бы «всего лишь»
обезьянами, а не стремящимися ввысь ангелами.
МЕЖДУ ПРОЧИМ, хотя МНЕ так никогда и не удалось непосредственно изучить
Михи пациентку, которую я встретил еще студентоммедиком и которая
смеялась в тот момент, когда должна была бы взвизгивать от боли, я никогда
не переставал размышлять над ее случаем. Смех Михи ставит перед нами
интересный вопрос: отчего кто-либо смеется над чем-либо? Смех, равно как
и его когнитивный спутник, юмор, универсальная черта, присутствующая во
всех культурах. Некоторые приматы «смеются», когда их щекочут, но
сомневаюсь, чтобы они рассмеялись при виде толстой обезьяны,
поскользнувшейся на кожуре банана и упавшей на задницу. Джейн Гудолл
определенно никогда не сообщала, что шимпанзе устраивают друг для друга
пантомимные сценки в духе Three Stooges или Кистона Копса. Почему и
каким образом развился у нас юмор загадка, но любопытный случай Михи
дал мне ключ к разгадке.
Любая шутка или смешной случай имеют следующую форму. Вы шаг
за шагом рассказываете историю, ведя слушателя по очевидной дорожке
ожидания,
а
затем
внезапно
вводите
неожиданный
поворот,
кульминационный момент, соль рассказа, понимание которого требует
полного переосмысления предыдущих событий. Но этого недостаточно: ни
один ученый, чье теоретическое построение разрушено одним-единственным
уродливым фактом, который повлечет за собой полный пересмотр теории, не
посчитает такое забавным (уж поверьте мне, я пытался!). Резкий поворот в
напряженном ожидании необходим, но недостаточен. Самый важный
ингредиент
непоследовательной. Приведу пример. Ректор медицинского университета
идет по тропинке, но как раз перед тем, как достичь пункта назначения, он
поскальзывается на кожуре банана и падает. Если он при этом проламывает
череп и кровь хлещет, вы бежите на помощь и вызываете скорую. Вы не
смеетесь. Но если он поднимается невредимым, стряхивая кожуру со своих
дорогих брюк, вы разражаетесь хохотом. Это называется грубым юмором.
Ключевое различие состоит в том, что в первом случае имеет место
действительно тревожная ситуация, требующая неотложного внимания. Во
втором случае тревога ложная, и смехом вы информируете находящихся
поблизости, что нет необходимости затрачивать ресурсы и спешить на
помощь. Это природный сигнал «все в порядке». Необъясненным остался
лишь легкий налет злорадства, присутствующий во всей этой ситуации.
Как же это объясняет смех Михи? В то время я этого не знал, но много
лет спустя мне повстречалась другая пациентка, Дороти, со схожим
синдромом «смех от боли». Снимок КТ (компьютерной томографии) выявил,
что один из болевых путей в ее мозге был поврежден. Хотя мы и думаем о
боли как о простом ощущении, на самом деле она многослойна.
Первоначально ощущение боли обрабатывается в небольшой структуре под
названием островок, расположенной глубоко под теменной долей в обоих
полушариях мозга (см. рис. В.2). От островка болевая информация затем
передается в переднюю часть поясной извилины в лобных долях. Именно
здесь вы и начинаете чувствовать неприятное ощущение все мучение и ужас
боли вместе с ожиданием опасности. Если этот путь оборван, как это было у
Дороти и, как я предполагаю, у Михи, островок продолжает обеспечивать
основное чувство боли, но это не ведет к предполагаемому ужасу и мучению:
передняя часть поясной извилины не получает сообщения. Фактически она
говорит: «Все в порядке». Таким образом, мы имеем две основных
составляющих смеха: очевидное и неотвратимое указание на неизбежную
тревогу, приходящее от островка, за которым следует контролирующее
указание «да это гроша ломаного не стоит» от неактивизированной передней
части поясной извилины. В итоге пациент разражается неконтролируемым
смехом.
То же самое относится и к щекотке. Огромный взрослый с
угрожающим видом приближается к ребенку. Ребенок очевидно подавлен, он