Можайский — 4: Чулицкий и другие
Шрифт:
«Его превосходительству», — повторил сорванец, — «господину действительному стат… стат..»
— Статскому советнику?
«Статскому советнику!»
Я обхватил руками голову: только не это!
«Висватому!»
Я застонал.
Мальчишка явно остался доволен произведенным эффектом. Повернувшись к матери и взявшись пересчитывать «выручку», он нравоучительно произнес:
«Учитесь, мама!»
Я схватил надзирателя за рукав шинели и, волоча его за собой, бросился вон: из комнаты, из общежития, с Кожевенной
— Поворот! — Кирилов фыркнул в усы.
— Не то слово! — отозвался Чулицкий с хитроватым прищуром. — Но это еще цветочки: ягодки впереди!
— Давайте уже свои ягодки, пока не перезрели!
— Минутку, — вмешался я. — Михаил Фролович, я правильно понял, что этот… гм… этот юный любитель рублей отослал вас к профессору Висковатову?
Чулицкий кивнул:
— Правильно.
— Но вы же не хотите сказать, что профессор…
— А вы послушайте дальше!
— Но мне же нужно знать, что записывать, а что — нет! — я помахал уже на добрых две трети заполненной памятной книжкой. — Если записывать всё, в этом потом сам черт ногу сломит!
— Сушкин! — Чулицкий нахмурился. — Пишите всё, если уж взялись. Или вообще не пишите. Мне-то какое дело?
— Но…
— Довольно!
Моя нога — уверяю вас, читатель, помимо моей воли — притопнула по паркету:
— Я — лицо официальное! — требовательно произнес я. — Всестороннее освещение произошедших событий…
Михаил Фролович, а за ним — Митрофан Андреевич и Сергей Ильич засмеялись. Михаил Фролович, отсмеявшись, позволил себе новую дерзость:
— Сушкин, видит Бог: вы — такое же официальное лицо, как посол государства Луны при дворе короля Людовика Четырнадцатого [53] ! Если бы не Можайский…
— Кстати, обо мне, — перебил Чулицкого Можайский.
Михаил Фролович с подозрением воззрился на его сиятельство:
— А тебе-то что? — неласково спросил он.
53
53 Вероятно, Михаил Фролович намекает на произведение Сирано де Бержерака «Государства и империи Луны» ( Histoire comique des 'Etats et Empires de la Lune). Правда, никакого посла при дворе Людовика XIV в нем не было.
Можайский тоже прищурился:
— Сущий пустяк: маленькое разъяснение.
— Какое еще разъяснение?
— Ну, как же, — веки его сиятельства почти совсем прикрыли улыбавшиеся глаза, — чайная.
— Чайная? — не понял Чулицкий. — А с ней-то что не так?
— Дядя.
— Какой дядя? Хватит говорить загадками!
— Дядя Некрасова, — глаза его сиятельства распахнулись, их страшная улыбка засияла в полную мощь.
— Можайский!
— Дядя Некрасова, Илья Борисович, — соизволил пояснить его сиятельство, — всю ночь провел неизвестно где.
— Можайский! — похоже, Чулицкий взбесился. — Чем молоть несусветную чушь, просто позволь закончить рассказ!
— Значит, не в чайной он был?
— Нет!
— А где же?
— Может, послушаешь?
Его сиятельство оттопырил нижнюю губу и склонил голову к плечу:
— По всему видно, ты подготовил сюрприз!
— Ты замолчишь или нет?
— Убили дядю! Ай-я-яй!
На лице Чулицкого появилось выражение разочарования:
— Ты-то откуда знаешь?
— Нетрудно догадаться!
— Но…
— Не в чайной, говоришь, его… зарезали?
Чулицкий подпрыгнул едва ли не до потолка:
— Зарезали? Почему — зарезали?!
— Потому что вряд ли застрелили!
— Издеваешься!
— Ну… — странное дело, но вечная улыбка в глазах Можайского на мгновение куда-то пропала, и от этого, признаюсь, всем нам стало как-то особенно не по себе. Даже Михаил Фролович вдруг попятился. — Наверное, да: издеваюсь.
Глаза его сиятельства снова улыбались.
Чулицкий пришел в себя:
— Чтоб тебе! — воскликнул он, доставая из кармана платок. — Ты закончил?
Можайский кивнул:
— Ладно, продолжай. Раз уж этого молодчика зарезали не в чайной, то и черт с ним. А в чайную все-таки нужно будет наведаться: слыханное ли дело? Что это еще за дядя Матвей, которого я не знаю?
— Юрий Михайлович… — Гесс. — Суворовский участок [54] не в нашей компетенции…
Можайский — губами, то есть искренне — улыбнулся Вадиму Арнольдовичу:
— Ничего: Иван Дмитриевич [55] возражать не станет.
54
54 Суворовский участок Васильевской полицейской части.
55
55 Князь Иван Дмитриевич Оболенский (1850–1920). Во время описываемых событий — коллежский советник, пристав Суворовского участка. «Сосед» Можайского по службе.
Чулицкий:
— Зачем он тебе сдался?
Можайский:
— Интересная у него «профессия» — с трупов одежду продавать!
— Гм…
— Ладно, — примирительно, — извини. Давай, рассказывай дальше!
Чулицкий потоптался, пожал плечами и, несмотря на еще одну мою попытку протеста, продолжил:
— Выбежали мы с надзирателем из общежития и, вскочив в коляску, помчались на почту…
— Куда?
— На почту, Сушкин, на почту!