Может собственных платонов... Юность Ломоносова
Шрифт:
— Стой! Что про Волгу сказано?
— «Тысяща тысящами положено под меч».
— Это про разинское время! Ну, читай дальше!
Павел Череда быстро встал со скамьи, подошел к чтецу, зажег еще одну лучинку и, держа ее в руке, стал разглядывать книгу.
— Эх, жаль. Грамоте не умею. А то сам бы прочитал.
— Это не про Стеньку Разина, не про расправу царскую за бунт, — раздался голос.
— Что? А откуда ты знаешь? Если даже и не про это, то все равно. За что людей давили, жгли, под меч клали?
До Мишанинской Михайле и Череде было по пути.
— Присматриваюсь я к тебе, — сказал Михайлин спутник, когда они вышли на дорогу,
Череда хитро ухмыльнулся.
— Небесного-то ожидая? Походил я по Руси. Случилось мне. Народу-то не везде легко-весело.
Пошел снег. Сначала летели снежинки мелкие, жесткие, жгучие. Потом снег повалил рыхлыми хлопьями. Хлопья сбивались между собой, и на землю падало уже сплошное мягкое крошево. Стало закрывать дорогу.
Когда подошли к Мишанинской, Михайло сказал своему спутнику:
— Дяд Павел, дорогу-то вон занесло. Ночь. И сбиться нетрудно. Пойдем к нам. Переночуешь.
— Спасибо на добром слове, Михайло. Только ночевать мне лучше дома.
Прощаясь, Череда, оглядевшись вокруг, сказал тихо:
— Язык у тебя не длинный. Это хорошо. Откроюсь тебе. Из-под Нижнего я. Крепостной. Беглый. Барин у нас больно лютый был. Нашли его как-то в роще. На вожжах висит. Снарядили к нам воинскую команду. Прослышав про то, я и несколько еще мужиков из деревни подальше.
Рассказчик зло рассмеялся:
— А вдруг возьмут да заподозрят зазря? Кто из наших на Дон подался, кто в другое место. А я вот сюда. А может, и я на Дон уйду. Часом кажется, будто руки у меня пустые.
Помолчав немного, Михайлин спутник добавил:
— А зови меня, как и раньше, дядей Павлом.
Через некоторое время ушел беглый нижегородец с рыбным обозом в Москву. Больше уж и не возвращался. Будто сгинул. То ли поймали его и попал он под плети, то ли на Дон ушел, а может, и голову где сложил?
В декабре ушел и дед Федор. Пошел в мезенские скиты, а оттуда в Пустозерск.
— Вижу, — сказал Михайле на прощание дед Федор, — почуял ты, что в нашем правды больше, чем в никонианском. Читай книги наши. Постигай премудрость.
Вскоре после ухода деда Федора один раскольник сказал Михайле:
— Тебе вот все хочется знать, что на земле-то хорошего от нашего учения. Побывал бы на Выге. Там и увидишь. Я был.
Выговская пустынь основалась в 1695 году. Первые поселенцы-старообрядцы расчистили дремучие леса по Выгу, осушили болота, проложили дороги, выстлали гати [42] , завели исправное хозяйство. Труда своего они не пожалели. Вот уж сорок лет прошло со времени основания Выговской пустыни. Живут там населяющие пустынь скитники в труде. И не только у себя в пустыни старались
42
Гать — настил из бревен или хвороста для проезда по топкому месту.
Уже несколько дней Михайло Ломоносов находился в Выговской пустыни. Он побывал и в скитах, где, по выговскому порядку, жили семейные пустынножители, внимательно присматривался к жизни в Даниловом монастыре, мужском, и в Лексинском, женском, где жили пустынножители, решившие остаться в безбрачии. Видел он, как хорошо шло хозяйство, как радели о нем выговцы.
Однажды Михайло беседовал с выговцем, которому он передал по приходе в пустынь письмо из Татурова. Углубившись в разговор, собеседники не заметили, что позади них уже давно кто-то стоит и слушает их беседу. Слушавший кашлянул.
Когда Михайло обернулся, он увидел высокого крепкого человека, широкоплечего, широкогрудого; его светлорусые вьющиеся волосы были пронизаны сединой, а белое с крепким румянцем лицо обложила круглая борода, которую слушавший заинтересовавшую его беседу перебирал длинными тонкими пальцами; зоркими, ясными глазами, светившимися усмешкой, он окинул поднявшегося со скамьи Михайлу.
Быстро вставший Михайлин собеседник почтительно склонил голову.
Перед Михайлой Ломоносовым стоял главарь раскола знаменитый своей ученостью и умом Андрей Денисов, устроитель и глава Выговской пустыни, князь Мышецкий.
Твердым, хотя немного глуховатым голосом, Андрей Денисов сказал:
— Слышал я, о чем вы тут говорили. Ты к нам как будто с сомнением еще пришел. Так вот запомни: от сомнения до веры один всего шаг. Оно тебе поможет путь найти, а тем, что в нем надежды-то немного, тем оно наставляет душу ко успокоению, его заставляет искать. А успокоение в вере истинной. Сомнением твоим вера твоя и укрепится. Ты тайно у нас?
— Тайно.
Денисов задумался.
— Приди-ка ко мне вечером.
Когда Михайло пришел к Денисову, тот, окинув его взглядом, опять повторил:
— Тайно.
А потом, улыбаясь, спросил:
— А веру истинную ты, значит, пока испытуешь?
— От сомненья до веры один всего шаг…
Денисов рассмеялся:
— Молод ты старика-то ловить на слове… Вот что теперь скажу. Слышал, как ты рассуждал. Таких, как ты, у нас, поди, и не найдется. А правду нашу большую надо нести. Я да Семен уже стары. О будущем дела нашего подумать надо. Вот и ищем мы, приглядываемся, кто бы после нас принял. Кое-кого приглядели. Ты толков… Может, тоже потом нам на смену придешь. А для того учиться тебе надо. Большим учением. Вот слушай. Никониане против нас спорят. Вон к нам присылали тому несколько лет из Петербурга ученого иеромонаха Неофита — спорить. Да не получилось дела у него — ни с чем и отъехал. Порушили мы все, что он говорил. Про «Поморские ответы» наши слыхал?