Мрачные ноты
Шрифт:
Черные пижамные штаны соблазнительно низко посажены на его бедрах, а выраженный треугольник мышц внизу живота, словно стрелка, указывает на довольно приличную выпуклость под хлопковой тканью, которая впечатляет даже когда Эмерик не возбуждён.
Я вскидываю брови.
— И как давно ты здесь?
— Я следовал прямо за тобой. — Он хмурится, выглядя слегка озадаченным. — Почему ты играла Скрябина?
— Да. Я просто хотела узнать... — Я скольжу взглядом по клавишам. — Не потеряла ли я связь со словом. Стоп-словом. — Вновь поднимаю глаза
Он отталкивается от дверного косяка, пристально изучая меня.
— Не слышу уверенности, Айвори.
— Я уверена. Оно действительно работает, но... — я тихо вздыхаю, — это так скучно.
В глазах Эмерика появляется блеск.
— Я заинтригован. — Он медленно приближается ко мне. — И какую же мелодию ты не считаешь скучной?
Тиканье твоих часов. Твое дыхание. Биение твоего сердца. Та мелодия, которая наполняет меня, когда ты рядом со мной.
— I Will Follow You Into The Dark (с анг. Я последую за тобой во тьму).
Эмерик замирает позади меня и кладет свой телефон на скамейку рядом с моим бедром.
— Песня от Death Cab for Cutie ?
Я отвечаю кивком головы.
— Занятный выбор. — Он убирает прядь моих волос в сторону и скользит костяшками пальцев по моей шее. — Сыграй мне ее.
— Как я сделаю это без нот?
— Они тебе не нужны. — Он склоняется ко мне, и я чувствую его дыхание на своей коже. — У тебя же лучший в мире учитель.
Эти слова вызывают во мне трепет.
— Самоуверенно.
Он слегка прикусывает мочку моего уха, осекая меня, и тут же отстраняется.
— Подними руки.
Я подчиняюсь, вспоминая слова, которые он сказал мне в ту ночь, когда я сосала его член в актовом зале ЛеМойна.
«Я желаю, чтобы ты сидела обнаженной за фортепиано и двигала бедрами, словно совокупляешься с нотами».
Он стягивает с меня ночнушку через голову и отбрасывает ее в сторону, и я остаюсь абсолютно нагой во власти его обжигающего взгляда. Положив руки мне на талию, Эмерик с легкостью приподнимает меня, занимая мое место на скамейке, а затем сажая меня к себе на колени, лицом к клавишам.
Это что-то новенькое. Я слегка напрягаюсь, но, когда руки Эмерика касаются меня и направляют мои руки к клавишам, мне удается слегка расслабиться и почувствовать себя комфортно на его коленях, хотя дрожь от предвкушения никуда не делась.
Он скачивает озвученную мной песню на свой телефон и вновь возвращает его на скамейку. Уже через мгновение из динамиков начинают звучать те самые заряжающие меня мелодия и слова. Его руки скользят под моими и ведут меня по клавишам, чтобы я могла запомнить ноты.
Я скольжу кончиками пальцев между пальцами Эмерика. Мои кисти рук куда миниатюрнее, изящнее и смуглее, но они так идеально лежат на его, словно мы действительно созданы друг для друга. Каждый из нас служит дополнением другого в своем стремлении создавать музыку.
Мои попытки успевать за ним пока неуклюжи,
— Просто слушай. — Он касается губами моей макушки. — Постарайся прочувствовать.
Я закрываю глаза и стараюсь слиться с ним в одном ритме, считывая скольжение его пальцев по клавишам, покачивание его тела и игру мышц, которую ощущаю кожей. Дыхание Эмерика и то, что он слегка отстукивает ритм ногой, делают задачу немного легче. Теперь мне доступно чувствовать не только музыку, теперь я ощущаю его в ней. Вдобавок ко всему слова песни рисуют невероятно живые образы в моем сознании.
Я сбиваюсь со счета, сколько уже раз Эмерик исполнил эту песню. Растворяюсь во всем происходящем и в смысле, изначально заложенном в произведении. Страх — есть основа любви. В нашей любви есть риск, развитие, крутые повороты. Она настоящая, но есть в ней место страху? Если только в своем благородном проявлении, боязни обидеть друг друга, в остальном, наша любовь сильнее любых обстоятельств.
Мускулистая грудь Эмерика касается моей обнаженной спины. Вибрации звука и чувственного тепла невероятно возбуждают. Раскрепощенная собственной наготой, я крепче прижимаюсь бедрами к его бедрам, двигаясь в такт музыке, словно трахая эти гребаные ноты.
Из горла Эмерика вырывается безумно сексуальное рычание, и одна из его рук выскальзывает из-под моей. Я подхватываю мелодию, местами, путаясь в клавишах, но все же продолжая играть, пока он скользит пальцами по моей ноге и выше к моей груди.
С моих губ слетает стон, когда я чувствую, как твердеет его член.
Эмерик убирает с клавиш вторую руку, так что ласки стали еще интенсивнее, и мой пульс учащается. Ладонями он мнет мою грудь, периодически переключаясь на бедра и другие части тела, но всегда возвращаясь на исходную. Когда я ощущаю прикосновение его губ к своей шее, то вздрагиваю, и мои пальцы соскальзывают с клавиш, разрушая мелодию, но мне плевать. Сейчас Эмерик играет лучшую партию, нашу личную мелодию, настроенную индивидуально под наше дыхание и под биение наших сердец.
Тем более, его явное возбуждение — крайне отвлекающий фактор. Это ощущение пульсирующей плоти подо мной. Я мечтаю о том, чтобы вытащить его член из этих штанов, сесть на него, скользя по всей длине, и продолжить играть, чувствуя его в себе.
Я раздвигаю свои ноги шире, удобнее устраиваясь у него на коленях, и вновь сбиваюсь с такта.
— Эмерик.
Он играет языком с мочкой моего уха, скользя пальцами между моих ног, дразня мой клитор и аккуратно погружаясь в меня.
— Ты такая влажная для меня.