Мрачные узы
Шрифт:
– Ты должна понять, – встал на защиту Натан, – быть может ему тяжело принять потерю сестры. Эта новость его могла застать в весьма неудобном положении.
– О каком неудобном положении ты говоришь, мальчик мой?! – Ярослава потянула руку к Натану Карловичу, стараясь нащупать его щеку. – Это мы сейчас в неудобном положении находимся. Сам посмотри. У нас похороны через три часа, а семья собраться вся не может. Что люди скажут?
– Не говори, как Филипп, я тебя прошу, – огрызнулся Натан.
– Он здесь не при чем. Просто мне право неловко. И я уверена, что Даниил так и не приехал по твоей вине.
–
– Да, Натушка, именно по твоей. Почему ты с ним не поговорил?
– Я с ним разговаривал. Просто мне не всегда интересно, что он там бубнит в трубке. Всегда какая-то невнятная каша.
– У него погибла сестра! Хоть каплю уважения ты можешь из себя выдавить, черствый ты сухарь! Когда я хоронила своего мужа, мне никто не помогал. Никто! Все взвалилось на мои плечи, и ты прекрасно помнишь, во что превратилось мое состояние. А мне тогда просто не хватало капли сочувствия и понимания!
– Я был весьма с ним деликанет, – Натан Карлович по-доброму улыбнулся Ларе, что с аппетитом угощалась овсянкой с яблоками и корицей. – Поэтому послал его к черту, а не куда подальше.
Ярослава недовольно бросила надкусанное печенье на стол и осеклась. Ее голова повернулась в сторону дверного проема, где стояла женщина лет сорока с очень кудрявыми темными волосами и миндалевидными глазами, жирно очерченными черным карандашом.
– Наташа, проследите, чтобы наша гостья не стеснялась. – С поразительной точностью Ярослава угадала повара по шагам и тихому шелесту полотенца, которым вытирала руки женщина. И кивнула куда-то вперед: – Познакомьтесь с новым водителем. Ларочка, вы угощаетесь завтраком?
Лара положительно ответила, отметив, что все очень вкусно.
За столом в трауре сидели лишь двое: Ярослава в черном платье, на груди сверкала цепочка с мужским обручальным кольцом, и Алиса в темно-синей рубашке. Это показалось странным для Лары, ведь на сегодня намечены похороны, и, по ее мнению, все теперь должны носить траур определенное время. Однако Натан Карлович был облачен в светлую одежду.
Через несколько минут Ярослава, не поворачиваясь в сторону собеседника, сказала:
– Натушка, помоги-ка. Ларочка, если вы закончили, пройдемте, побеседуем с вами.
Натан Карлович помог встать сестре, взял ее под руку и медленно повел к выходу.
В гостиной было прохладно из-за работающих на полную мощность кондиционеров. Хозяин дома отлучился в другую комнату из-за телефонного звонка, оставив сестру и Лару наедине.
Это была просторная комната в светлых оттенках серого. На стенах, имитирующих только что оштукатуренную текстуру, висели картины без рам. Они были чересчур вычурные, аляповатые, имеющие некое сходство с поп-артом, но выходящие и за его пределы. Одна композиция особенно понравилась и заворожила Лару. Это была картина, выполненная не на холсте, а на смежных деревянных рейках, выкрашенных в сизый цвет с яркими белыми кляксами. Весьма натурально написана стеклянная банка с плотно закрытой пробковой крышкой, внутри трепыхался махаон. А снаружи сидела еще одна бабочка, крылышки которой превращались в блестящий, сверкающий на солнце пепел.
Ярослава удобно села в кресло, отставив в сторону свою трость, на которую опиралась, однако
– Надеюсь вас ничего не смущает, – мило проговорила Ярослава, и на ее морщинистом не по годам лице появилась добрая улыбка.
– Простите?
Женщина положила рядом с собой темные очки.
– Не люблю их.
Лара в этот момент растерялась, ей стало неловко, и ее взгляд сразу же зацепился за холодные стеклянные глаза Ярославы. И та, будто почуяв замешательство девушки, снова улыбнулась и перевела тему разговора:
– Думаю, вам у нас понравится. Мы с братом живем весьма уединенно, даже редко пересекаемся в его большом доме, лишь только на совместном ужине или обеде. Сегодня редкий случай, когда он сидел с нами за завтраком. Обычно он много работает, проводит время в кампании или в своем кабинете. Со мной живет моя внучка Алиса. Присматривает за мной. Что-то вроде сиделки, – Ярослава горько усмехнулась. – Я когда-то отказалась от профессиональной помощи, отчего Алисонька подумала, что я жажду от нее внимания и жертвы в роде того, чтобы нянчиться со мной. Но это ее выбор. Вы же видели ее за столом?
– Да, – робко ответила Лара, не отрываясь от картины.
– Она милая девушка. Думаю, вы найдете общий язык. Еще здесь живет Саввушка, это сын моего брата. Вы встречались уже?
– Простите, нет.
– Ничего страшного. Тоже славный парень. Он приезжает только на каникулы, сам живет и учится в Германии. Думаю, тоже подружитесь.
– Извините, а кто еще работает у вас, кроме меня и Натальи?
– Немного человек, так что ты сильно не волнуйся. И все весьма приличные люди. С Наташей вы уже виделись, она лет десять работает поваром. Также ее муж Борис служит охранником. Есть еще один его сменщик – Георгий. Когда-то здесь работала медсестра, к слову, прекрасная массажистка, но… уволилась. По определенным причинам.
Ярослава замолчала, в надежде услышать еще вопрос от Лары, но та молчала. Были слышны торопливые шаги со второго этажа. Спустился Натан Карлович, переодетый в черный стильный костюм с ярким галстуком цвета спелой тыквы. Появившись в гостиной, громко крикнул вглубь дома:
– Господа! Кто-нибудь кормил Изабеллу?
Из-за угла вынырнула кудрявая голова Наташи:
– Нет, Натан Карлович. Вы говорили, что сами…
– Так уже поздно, быть может кто сам додумался, – он в сердцах всплеснул руками. – Еда-то хоть готова? Вынеси во двор, Наташа, я сам справлюсь.
– Конечно, – радостно выдохнула женщина. – А то я сама боюсь.
Натан Карлович что-то бормотал, выходя на задний двор.
– Изабелла? – переспросила Лара, нахмурив брови.
Ярослава звонко усмехнулась:
– Это любимица моего брата. Такое ощущение, что единственная и настоящая любовь. Медведица.
– Вы серьезно?
– Вполне.
Ярослава рассказывала историю о необычном обитателе дома с прекрасным именем Изабелла, но Лара отчего-то пропустила это, заметив неброскую картину с изображением медведя в весьма спокойных и приятных оттенках темно-зеленого и серого. Но дух все же захватывало от бабочек, особенно от той, которая, растворяясь, искрила как бриллиантовая крошка.