Мрачный дебют
Шрифт:
Вытаскиваю сигару из подсумка и срезаю с неё кончик. Ещё со мной поделились мощной зажигалкой, будто специально сделанной для прикуривания сигар.
– М-м-м, ништяк… – прошептал я, выпуская облачко дыма.
– Ты садись на ящик, успеешь ещё постоять, – указал Илюха Вадиму.
Игоря не было минут пятнадцать. Но зато он приволок прозрачный контейнер с наваристым борщом.
– Коллеги, прошу к столу! – крикнул я ребятам из соседних орудий. – Столовые приборы иметь свои!
Два раза говорить не надо. Пришёл даже сержант Бусин, выглядящий как ходячий мертвец. Никто не говорил, все были в том состоянии, когда снаряд в казённик затолкать легче, чем связать пару слов.
Разливаю пищу богов по котелкам. Контейнер быстро показал дно, но я наклонил его и соскрёб половником картофель, лаврушку и листья капусты с луком, после чего распределил всё это по ожидающим котелкам. Теперь можно есть.
Вот так навернёшь борща – всё нипочём. Борщ насыщает тело и согревает душу.
– Вера в человечество восстановлена, – произнёс я, допив
Силы действительно восстановились, но не так, чтобы как в исходном состоянии.
Тем не менее, я почувствовал, что снова готов к труду и обороне. Только вот снаряды всё не везут и не везут…
– Говорит «Карамба-4», – активировал я рацию и переключил её на двенадцатый канал. – Где снаряды, мать вашу?
«На связи «Зоопарк», – сообщило радио. – «Не будет больше снарядов. Личному составу расчётов явиться в штаб».
Глава 11. Марсово поле
/7 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, Ленинградский зоопарк/
В конференц-зале, где администрация зоопарка когда-то проводила брифинги и прочие собрания, скопилась вся наша артиллерийская камарилья и почти все представители штаба. Вопрос обсуждался крайне важный, потому что от наших орудий зависела мобильность всех действующих подразделений.
– РАВ склады опустели, а те, что не опустели – подорваны диверсантами контры, – огорошил нас полковник Краснодубов. – У вас есть то, что осталось, больше ничего не будет.
– Да как так-то?! – возмутился я. – Контра совсем охренела!
Они совсем охренели! Как можно быть такими неблагодарными скотами?!
– Что у вас по боекомплекту? – спросил полковник, проигнорировавший мой спич.
– Привезли шрапнель, её хватит на пару часов обстрела, – ответил старлей Грабов. – Потом автоматы и штыки.
Полковник прошёл к проектору и сдвинул его шторку.
На белом полотне проявилась картинка с видом с высоты птичьего полёта: я, за последние дни, вдоволь насмотрелся на карту города, поэтому легко узнал Обводный канал. И то, что я видел, меня совсем не радовало. Более того, это меня пугало.
– Вчера ночью мы подорвали мосты и изолировали всё к северу от Обводного от потока мертвецов, – сообщил полковник. – Но теперь мы столкнулись с проблемой, решения которой я не вижу. И никто не видит.
Дрон, транслирующий вид с неба, позволял нам в деталях разглядеть орды мертвецов, заполонившие канал и перебирающиеся на северный берег. Столько людей погибло, чтобы взорвать эти мосты…
– Канал оказался слишком узким, чтобы остановить передвижение противника, – продолжал Краснодубов. – Есть надежда, что Неву они форсировать не смогут, но вот за Фонтанку я ручаться не берусь. Нам не хватает времени на эвакуацию всех гражданских, поэтому вы идёте на зачистку Летнего. Там ещё много людей.
– А куда гражданских? – спросил я.
– Баржами везём в Кронштадт, – ответил полковник. – Оттуда, если всё получится, морем повезём в Готланд.
– Готланд? – недоуменно спросил я.
– Это крупный остров в Балтийском море, – ответил Краснодубов. – Там, если верить сведениям от авиаразведки, полно местных, но они будут вынуждены потесниться.
Первая хорошая новость за всё время – нам есть, куда бежать. Правда, я понятия не имею, что делать на острове, население которого настолько резко увеличится. Еды там, однозначно, мало, а организацией снабжения будут заниматься военные, которых обстоятельства заставят часто высаживаться на континент и вступать в бой с ордами зомби. Перспектива, честно сказать, так себе.
Впрочем, если сравнивать с нынешней ситуацией, то перспективы Готланда выглядят даже как-то обнадёживающе.
– Два расчёта, Грабов, держи на острове, – продолжал полковник. – Сколько сможете поддерживать контратаки?
– Если только два расчёта, то бэка хватит до конца дня, – ответил старлей Грабов, а затем оглядел всех подчинённых. – Татаринов, Бурин – ваши расчёты остаются, остальные – за мной.
Значит, шрапнелью пострелять мне не суждено. Впрочем, не сильно-то и хотелось, потому что мы уже надёжно установили её низкую эффективность против мертвецов. Шанс на то, что чугунная стрелка попадёт в голову зомби, как ни крути, довольно низок, а основной ущерб мертвецы получают от бризантного действия [18] близко взрывающихся снарядов, которые взбивают мозги мертвецов в заготовку для омлета.
18
Бризантность – от франц. brisant – «дробящий» – способность взрывчатых веществ производить при взрыве разрушение (дробление) прилегающей среды в результате резкого удара продуктов взрыва. В отличие от осколков, которые накрывают далеко не всю площадь в зоне поражения артиллерийского снаряда, бризантное действие имеет сплошное покрытие, но в существенно меньшем радиусе. Следует отличать от фугасности, которая есть работа расширяющихся газов и ударной волны, возникающей вследствие этого расширения. Если взять в качестве примера человека, попавшего в зону поражения, то бризантное действие раздробит его плоть и кости на мелкие кусочки, а фугасное действие оторвёт ему всё, что можно оторвать и откинет как можно дальше. В чистом
Нет, бывает, что осколки срезают немёртвые головы, но, в основном, они либо повреждают конечности, либо бессмысленно застревают в туловищах. Последнее вообще никак не сказывается на боевой эффективности мертвецов. Хотя нет, иногда у них вываливаются кишки и бедолаги спотыкаются о собственную требуху, падая под ноги равнодушных попутчиков по орде.
В общем, шрапнель делалась против живых и эффективна она именно против них. Вообще, концепция готовых поражающих элементов призвана увеличить итоговый ущерб жертве, чтобы она точно сдохла на месте от болевого шока [19] или истекла кровью – мертвецы таких недостатков лишены.
19
«Болевой шок» – нет такого понятия в международной классификации болезней 10 пересмотра. В быту это понятие, конечно, используется нередко, но к медицине это суеверие отношения не имеет. Есть только травматический шок, вызванный резкой потерей крови. Причём ключевое значение имеют не абсолютные значения объёмов, а скорость кровопотери. Как это вообще работает? Так совпало, что вы уже это читаете, поэтому сейчас я всё объясню. Есть два «состояния» крови – циркулирующая в кровотоке и та, что хранится в костях, печени и селезёнке. Организм человека никогда не ждёт от окружающей среды ничего хорошего, поэтому имеет свойство хранить часть крови в резерве, чтобы, если что-то вдруг, возместить внезапную кровопотерю. И живёт он так, словно человека за каждым углом ожидает мокрушник с финкой. А финка такая говорит: «Rahat poydalle!» Но не будем отвлекаться. Вот произошло то, что произошло – кровь безнадёжно потеряна. Рецепторы давления раздражаются, после чего происходит впрыск депонированной крови, чтобы возместить недостачу. В случае если удалось всё возместить, всё становится нормально, можно жить дальше. Но вот если впрыснутого объёма недостаточно, то начинается тяжёлое время, когда периферические сосуды сужаются, а кровь концентрируется только в самых жизненно важных органах. И тут есть неразрешимая проблема, которая и позволяет случиться травматическому шоку. Если организму не удаётся компенсировать нехватку крови каким-либо способом, спазм периферических сосудов усиливается, что вызывает их истощение и резкую дилатацию, читай, расширение. В результате этого существенная часть крови, сконцентрированная в центральных органах, возвращается в периферические отделы, создавая дефицит там, где эта кровь больше всего нужна. Усугубляется всё тем, что кровопотеря инициирует повышенную свёртываемость крови, это естественный процесс, когда организм узнаёт, что у него пробоина. И тут мы вспоминаем, что сосуды в спазме, местами сужены, местами расширены – раздрай и шатание, никакой дисциплины, настоящий шок. И начинается ДВС-синдром, то есть, чтобы, ха-ха, было лучше понятно – синдром диссеминированного внутрисосудистого свёртывания. Если простыми словами, то это когда кровь свёртывается прямо в сосудах и образует кучу тромбов. На это расходуются свёртывающие агенты, совершенно напрасно, поэтому свёртываемость крови падает и может вновь начаться уже, в первом приближении, остановленное кровотечение из вызвавшей весь этот анал-карнавал пробоины, что только увеличивает градус неадеквата. Как будто этого было мало, надпочечники охреневают от нехватки кровоснабжения и не могут дать достаточно кортизола, чтобы вырулить артериальное давление, которое упало. А ещё ведь есть боль! И чтобы справиться с болью, организм увеличивает норму выделения эндорфинов, что влечёт дальнейшее падение артериального давления, так как эндорфин – это аналог опиоидов, но отечественного производства, то есть вырабатываемый организмом и, как заправский опиоид, но пропахший дымами Отечества, он вызывает вялость и апатию. Самый лучший момент, чтобы вырубиться и истечь кровью к хренам собачьим, не так ли?! Самостоятельно с тяжёлым травматическим шоком организм справиться не может, поэтому в дикой природе это была гарантированная смерть. В случае со средним или лёгким травматическим шоком шансы выкарабкаться есть, но без каких-либо убедительных гарантий. А всё потому, что травматический шок – это значит, что организм уже основательно обосрался с оперативной компенсацией кровопотери и теперь терпит жестокие последствия.
Мертвецов лучше всего сжигать, но ничего зажигательного у нас нет. Были зажигательные бомбы, но лётчики уже своё отвоевали, израсходовав вообще всё, что было доступно.
Страшно подумать, сколько гражданских было убито случайно… И мной, и остальными…
Выходим из террариума и движемся вслед за старлеем Грабовым. Так и не узнал, как его зовут по имени, потому что обращался к нему исключительно «товарищ старший лейтенант».
Иду и чувствую атмосферу отчаяния, царящую вокруг. Три-четыре дня назад были хоть какие-то смутные надежды на то, что мы пересилим и одолеем, но теперь ничем таким и близко не пахнет.