Мрак
Шрифт:
И когда из коридора раздался женский визг, потом топот и уже несколько разноголосых криков, Максим, недолго думая, подскочил к двери и закрыл ее. И дело не в трусости, а в адекватности — из двери ему было прекрасно видно, как в сторону кабинета шефа пробежали двое охранников, а спустя пару минут они начали орать на все здание. Орали недолго, но почему-то это совсем не успокаивало, совсем даже наоборот. И уж если двое дюжих парней там огребают от кого-то, то один Макс тем более ничем не поможет, поэтому он замер у двери, вслушиваясь в происходящее за дверью. Спустя буквально минуту в ту же сторону протопали еще несколько ног и в голову пришла мысль, что сейчас идеальное время, чтобы узнать, что там. Предположение в голове появилось и требовало подтверждения. Потом Максим не раз вспоминал это решение и не мог объяснить его ничем иным, как кратковременным
Охранники добежали до открытой двери начальника и нырнули в нее. Павел тут же в голос выматерился, отскочил из проема назад и потащил дубинку изчехла на поясе, а Семен Евгеньевич пятился назад, вытирая рот рукой. Лариса затормозила, не доходя до них и явно выбирая между любопытством и инстинктом самосохранения. Максим тоже замер в нерешительности, не понимая, что же там такого увидели. И в этот момент из двери выскочило что-то в знакомом белом халате, одним ударом оторвало голову замершему возле двери Павлу, отчего кровь фонтанчиком ударила вверх, схватило Семена Евгеньевича, безуспешно попытавшегося бежать, и утащило его в кабинет. Обезглавленное тело младшего охранника еще секунду постояло, словно отказываясь верить в происходящее, а потом грузно осело на пол, заливая его неправдоподобно красной в лучах искусственного света кровью. Из кабинета раздавались безумные крики, разнесшиеся, казалось, на всю территорию НИИ. Лариса потихоньку осыпалась на пол, а Максим стоял и смотрел на все происходящее вытаращенными глазами. Даже страшно не было. Просто все происходящее не могло быть на самом деле, это наверняка дурной сон. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Если его предположение о происходящем верно и это все же привезенный заграничным гостем материал выбрался из лаборатории, то действовать на людей он не должен, а если и действует, то точно не так! Парень потянулся, чтобы ущипнуть себя, но тут крик Семена Евгеньевича прекратился и он остановился — не бывает снов с такой детализацией, запахами и прочими атрибутами. Подумалось, что его начальник — а это точно был он в халате, грузноватую фигуру Николая Петровича с лысым черепом он узнал мгновенно — расправился с орущим и теперь может снова выйти на охоту.
От этой мысли мозги заработали как положено, и Максим ясно понял, что сейчас — оптимальное время для того, чтобы делать ноги отсюда. Охранников в их корпусе было четверо, двое пробежали сразу, остальные двое тоже прибежали, на свою голову. И приказ шефа не покидать здание теперь точно можно проигнорировать. А если все утрясется, всегда можно что-то придумать, главное, сейчас остаться в живых. На таком фоне и потеря работы не кажется чем-то страшным… Парень развернулся и со всех ног припустил назад, лишь уже около выхода поняв, что все это время он что-то неразборчиво кричал.
Как он добрался домой и что делал почти три дня, Максим помнил плохо. Память как будто нарезали на кадры и перемешали и сейчас в голове они никак не могли сложиться в правильный порядок. Он помнил, что приехал домой, даже по дороге успел зайти в магазин, где набрал полную сумку выпивки и закуски. И ушел в запой впервые в жизни. Сначала Максим пытался выпивать цивилизованно — налил стопку, закусил, но, когда после третьей рюмки понял, что водка проваливается как вода, приложился к горлышку и залил в себя граммов сто пятьдесят. Из глаз потекли слезы, дыхание сбилось, но в голове приятно зашумело. А потом пошло-поехало. Вышел из прекрасного состояния беспамятства Максим только когда проснулся, а купленная водка кончилась. Он собрался идти в магазин за продолжением, пошел умываться, посмотрел в зеркало и передумал. Из зеркала на него смотрел какой-то бомж, с унынием в глазах, трясущейся нижней губой и такими же трясущимися руками. В голове что-то щелкнуло и продолжать борьбу с алкоголем посредством его уничтожения в желудочном соке перехотелось. Максим умылся, что далось тяжело — руки никак не хотели
Наскоро прибравшись и выпив кофе, Максим нашел телефон и включил его на зарядку. Сразу после включения пришло оповещение, что ему семнадцать раз звонила и несчетное количество раз писала во всех мессенджерах мама и сердце тревожно заныло в ожидании плохих новостей. С хорошими столько раз за три дня, даже, можно сказать, два с половиной, не звонят и не пишут. Несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и набрал номер. С той стороны ответили мгновенно и сразу же завалили его кучей упреков и новостей.
После разговора Максим пребывал, как говорили классики, в расстроенных чувствах. У матери ничего не случилось, что радовало, но прогрессивная родительница насмотрелась различных публикаций в интернете, и вовсю била тревогу. И было от чего — Макс после разговора сам полазил на разных страничках и форумах и насмотрелся такого, что кровь стыла в жилах. А самое главное, он примерно представлял, из-за чего все это началось. И представлял, к чему это может привести — недаром Николай Петрович, его уже наверняка бывший начальник, отвел под исследования нового материала самую новую их лабораторию, аж с тремя контурами защиты. Но, видимо, и это не помогло.
Всю прошедшую неделю Максим ежедневно работал в этой самой лаборатории, в качестве помощника ученого, не доверившего работу остальным и изучавшим материал лично. И Николай Петрович лично препарировал крыс и кроликов, что вообще было делом невиданным за последние лет десять. За эти несколько дней парень наслушался различной информации, зачастую не предназначавшейся для его ушей — Кравченко больше разговаривал с «мистером Макдэвидом», как представили приезжего специалиста. Неплохое знание английского языка помогало в целом понимать, о чем ведут разговор двое светил науки. И то, что Максим слышал и видел, внушало ему определенные опасения, заставляя быть необычайно осторожным. Однако то, что материал попадет из лаборатории наружу, невозможно было представить.
Животные в клетках, предварительно зараженные различными штаммами коронавируса, при введении им вакцины на основе привезенного материала, в девяносто трех процентах случаев благополучно излечивались от ковида, но уже на следующий день все сто процентов дохли от сотни разных причин, не поддававшихся никакой классификации. А заодно помирали и остальные животные в помещении, которые не участвовали в экспериментах. Это невероятно бесило Николая Петровича, с каждым днем все и больше времени проводившего в лаборатории в поисках нужного состава для вакцины. Сумасшедшая вирулентность и непредсказуемость вакцины пугала всех, от чего меры безопасности усиливались каждый день.
Вечером перед событиями, когда Максим уже выходил из лаборатории, ученый пронесся мимо с радостными возгласами «это же было очевидно!». Тогда парень пожал плечами — ему вовсе не было что-то очевидно — и отправился домой. Но, скорее всего, это означает, что уже завтра Николай Петрович перестанет жить в лаборатории, а значит, и у Максима уменьшится количество времени рядом с пугающим материалом. Но завтра все пошло совсем не так и сейчас парень был рад тому опозданию — ведь он наверняка был бы в лаборатории вместе с ученым в то утро, и кто знает, как бы тогда все повернулось.
И сейчас Максим сидел на своем диване, уставившись в одну точку на стене, и напряженно пытался собрать мысли в одну кучку. Не вызывало никаких сомнений, что все происходящее — следствие их работ с вакциной и тем материалом, но было непонятно, что же такого в последний момент сделал Николай Петрович, что в корне изменило эффект. Ведь те же подопытные животные вовсе не становились агрессивными в абсолютном большинстве случаев, они просто тихо и мирно помирали на следующий день. И не воскресали. Сначала он пытался понять, насколько вероятно, что он тоже заражен, но так и не пришел к единому выводу. В пользу этой версии говорил предыдущий опыт обращения с вакциной, а против — что он, собственно, до сих пор жив и вполне прекрасно себя чувствует, не считая легкого абстинентного синдрома. В итоге Максим плюнул на эти размышления и перешел к следующему — что делать. На этот извечный российский вопрос ответ нужен был обязательно.